Мари-Од Мюрай - Мисс Черити

МАРШАЛЛ

Я боялся вам сказать. Отец считает, мы должны продавать «привлекательные производные продукты». Он предпочитает употреблять такой термин; но если уж речь зашла о ФШП, то предприятие может принести неплохой доход.

Маршалл женился в апреле 1895 года, и, когда пришло время сказать тост, я воздрузила на свадебный стол первый «привлекательный производный продукт».

Я (обращаюсь к прелестной новобрачной)

Безусловно, главный привлекательный продукт для Маршалла – это вы, милая Мадлен.

НОРМАН И НОРБЕРТ

Ура тетушке Черри!

ВСЕ

Ура!

Не одна я заслужила бессчетные «ура!» в начале 1895 года. После успеха «Идеального мужа» мистер Уайльд поставил на сцене театра Сент-Джеймс «Как важно быть серьезным» с мистером Эшли в роли Алджернона.

Мне пришло приглашение на премьеру, собравшую весь цвет Лондона: аристократов, денди, художников. Я сидела между кузиной Лидией и миссис Картер, которая еще до начала спектакля успела сообщить, что мистер Эшли порвал с мадемуазель д’Эстивель и стал любовником Нэнси Вэнбург, своей новой партнерши.

МИССИС КАРТЕР (восторженно)

Эти актеры жутко распущенные!

В первые минуты пьесы я увлеченно занималась тем, что, нацелив на мистера Эшли театральный бинокль, искала на его лице следы того самого жуткого распутства. Но он выглядел на редкость свежим и юным, хотя, возможно, его просто хорошо загримировали. В его игре причудливо сочетались непринужденность, тщеславие и дерзость, каждая реплика била в точку.

АЛДЖЕРНОН-ЭШЛИ

Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия [20].

ДЖЕК

Это что, остроумно?

АЛДЖЕРНОН-ЭШЛИ

Это отлично сказано.

Пьеса закончилась; зрители в едином порыве стоя рукоплескали автору. В тот вечер я в последний раз видела Оскара Уайльда на сцене в лучах славы.

Мы вышли из театра и пытались, как и вся остальная толпа, найти свободный фиакр, как вдруг заметили на соседней улице странное скопление полицейских. Может, какой-то анархист совершил покушение?

Но спустя несколько дней миссис Картер все разъяснила. По ее сияющему лицу я сразу догадалась: речь пойдет о скандале.

МИССИС КАРТЕР

На время премьеры Оскара Уайльда директор Сент-Джеймса обратился за помощью к Скотланд-Ярду, потому что лорд Квинсбери угрожал забросать актеров морковкой и репой.

МИСС ДИН

Морковкой и… да нет, дорогая, это глупость какая-то!

Миссис Картер наклонилась поближе и шепотом поведала нам о «том позорном деле» [21].

После ошеломляющего февральского успеха на театральных подмостках уже в апреле Оскара Уайльда арестовали, и на следующий день директор Сент-Джеймса убрал его пьесу из репертуара. Мистеру Эшли предложили роль во втором составе в пьесе какого-то другого автора, но он наотрез отказался и был уволен. Прошло несколько недель, я тревожилась – он словно исчез с лица земли. Я заглянула в «Святого Георгия с Драконом», где встретила подавальщика, который когда-то надо мной подшучивал. Я спросила, нет ли здесь мистера Эшли.

ПОДАВАЛЬЩИК

Актера? Нет, мисс. С ним все ясно. Мы дали ему понять, что попойки и тому подобное – это не у нас.

Я не нашлась что сказать. Так или иначе, мне непременно надо было узнать, что сталось с мистером Эшли. Я украдкой сунула шиллинг подавальщику.

Я

Не подскажете, где я могла бы его найти?

ПОДАВАЛЬЩИК (засовывая монету в карман)

Гляньте в Лаймхаусе [22], он там торчит. Дракона гоняет. Настоящего дракона.

Он ушел, а я задумчиво вполголоса повторила: «Настоящего дракона». Что он хотел этим сказать? Домой я вернулась в большом смятении. Следующие несколько дней в голове вертелась загадочная фраза, и я никак не могла взять в толк, где найти дракона в Лаймхаусе. Рассудив, что Глэдис знает Лондон лучше меня, я спросила, слышала ли она о некоем заведении в Лаймхаусе, видимо, трактире под названием «У настоящего дракона» или, может быть, «Погоня за драконом» – но Глэдис лишь недоуменно таращила на меня глаза. Тогда я слово в слово пересказала, что сказал подавальщик.

ГЛЭДИС

В Лаймхаусе? Не бойтесь, мисс, я, кажись, знаю, у кого спросить.

На следующий день она принесла ответ. «Гонять дракона» значит «курить опиум», а Лаймхаус славился своими китайскими опиумными курильнями. Эта новость меня огорошила. Если мистер Эшли действительно гоняет дракона, чем я могу ему помочь? Передо мной закружились в хороводе обрывки фраз из «Мести барона в маске»: «Погрузился в пучину порока… погрязнул в грехе… развращен до мозга костей…» А потом я вспомнила, как, выходя из Бедлама, мистер Эшли произнес: «Все мы барахтаемся в грязи, но некоторые глядят на звезды». Неужели вместо того, чтобы услышать его крик о помощи, я лишь обратила внимание на жалобу о пустом желудке? Еще он сказал, что мы живем в разных мирах, которым никогда не соприкоснуться. Но ведь потом добавил: «Иногда наши пути пересекаются по воле Божьей»?

Бессонной ночью я снова прокручивала в голове тот прочитанный в библиотеке Бертрамов скверный французский роман, который определенно стал для меня настоящим справочником. В той книге, оставив новорожденного младенца на паперти, юная аристократка пустилась на поиски своего соблазнителя, который, как всякий уважающий себя соблазнитель, не вылезал из притонов. Чтобы разыскать его, юная дева переоблачилась в одежду моряка.

ГЛЭДИС

На что вам рядиться в моряка? Куча джентльменов гоняет дракона. Лучше просто в мужское переоденьтесь.

Глэдис никогда не церемонилась с чужой собственностью, что позволило ей без малейших угрызений совести позаимствовать кое-что из папиного платяного шкафа.

Переодевшись в брюки и сорочку, я вспомнила, как однажды во время рыбалки папа произнес: «Я всегда хотел сына… которого у меня так никогда и не было. Но сегодня я об этом больше не жалею». Высокая и крепкая с виду, в мужской одежде я смотрелась вполне естественно.

ГЛЭДИС

О, мисс, какой хорошенький из вас вышел бы паренек! Лучше б вы родились мужчиной.

Сомневаюсь, что стоило воспринимать это как комплимент, но, увидев себя в зеркале, я улыбнулась. Потом закатала слишком длинные рукава, из-за которых смахивала на огородное пугало. Рукава и брючины мы наспех обметали крупными стежками. Завязанные на макушке волосы я спрятала под шляпу-котелок. Увы, я с огромным трудом переступала в тяжеленных папиных ботинках, и от элегантной походки пришлось отказаться. Тогда Глэдис умчалась к старьевщику в Уайтчепел и вернулась с обувью размером поменьше для меня и полным комплектом одежды для себя самой – правда, с потертостями на локтях и с вытянутыми коленями. В один прекрасный день после обеда, когда родители отправились в гости к Бертрамам, молодой человек и его слуга спустились по черной лестнице и выбежали на улицу. Я остановила фиакр и низким голосом – которому наконец-то нашлось достойное применение – приказала кучеру: «В Лаймхаус!» Фиакр остановился, немного не доехав до самого злачного квартала: у кучера, как и у полиции, не было ни малейшего желания туда соваться. Я протянула деньги и как ни в чем не бывало, словно спрашивая о ближайшей бакалее, осведомилась, где найти «приличную опиумную курильню». Кучер, пряча купюру, подозрительно на меня покосился. Указав подбородком на проулок, напоминающий крысиную нору, он пробормотал: «Вон там, ваша милость». Глэдис дернула меня за рукав: пора идти.