Питер Леранжис - Семь чудес и затерянные в Вавилоне

В этот раз сон начался на дне.

Я вне своего тела. Я застыл на какую-то наносекунду во времени. Боли нет. Вообще никаких ощущений. Под собой я вижу кого-то, он неподвижно лежит, съежившись в комочек. Его зовут Джек. Джек из Сна.

Но, будучи вне тела, я понимаю, что он – не я. Лицо другое. Словно в этих снах я вселялся в какого-то незнакомца. Я вижу маленьких лесных зверьков, в неподвижности лежащих вокруг тела. Земля содрогается. Где-то высоко в небе кричит грифон.

Вокруг тела начинает струиться вода. Вот уже вокруг головы и бедер собираются лужицы. И на этом наносекунда заканчивается.

Все меняется. Я больше не вне тела, но внутри. Где-то очень глубоко. Шок от возвращения раскаленным добела прутом бьет по сознанию. Парализует каждый мускул, ненадолго отключая все органы чувств. Зрение, осязание, слух – все мешается в едином оглушительном и совершенно диком вопле: «ХВАТИТ!!!»

Вода заполняет уши, струится вниз по шее и груди. Кожу морозит и пощипывает. Исцеляет. Вода уносит боль, смывая ее прочь.

Прогоняя смерть и принося с собой жизнь.

Я дышу. Обновленные легкие наполняются воздухом. Я вижу. Чувствую запахи. Слышу. Отмечаю давление земли на кожу, трупы зверьков вокруг себя, низкие черные облака над головой. Гремит гром, и земля содрогается.

Я смаргиваю песок из глаз и пытаюсь встать.

Я упал в расщелину. Передо мной вертикальная стена разверзнувшейся земли. И в этой стене есть дыра, что-то вроде прохода. Внутри я вижу далекий свет.

Я встаю на дрожащих ногах. Слышу неприятный хруст от срастающихся обломков костей.

Один шаг. Второй.

С каждым новым шагом становится легче.

Оказавшись внутри дыры, я слышу музыку. Песнь гептакиклоса. Звук, что играет с моей душой, как со струнами гитары.

Я приближаюсь к источнику света. Он находится внутри просторной круглой комнаты, подземного зала. Я вступаю в него, поддерживаемый упругими потоками воздуха.

В другом конце комнаты я вижу кого-то, стоящего ко мне спиной, сгорбившись. Белая лямбда в его волосах блестит в свете факела.

Я зову его, и он оборачивается. Он выглядит прямо как я. За ним на полу стоит сумка, набитая до такой степени, что швы, кажется, сейчас разойдутся.

Еще дальше я вижу гептакиклос.

Семь круглых выемок в земле.

Они пусты.

– Не понимаю, почему он еще ни разу не споткнулся? – шепнул Марко.

Бел-шар-уцур живо поднимался по лестнице, Дария следовала позади. За ней семенила толпа вардумов с опахалами из пальмовых веток и мешками с едой и напитками. Антураж, достойный царского сына.

Его глаза ни на секунду не оставались на месте. От него несло рыбой и чем-то болезненно-сладким, напоминающим спортивные мази. Черные на висках и белые посередине волосы придавали ему вид заядлого пьяницы. Оказавшись наверху лестницы, он обозрел город и сделал глубокий вдох, обдав нас несвежим дыханием.

– Чувак, что ты съел на завтрак? – спросил Марко. – Несчастного кота, попавшего под колеса суток трое назад?

В ответ на лице Бел-шар-уцура появилось трудноопределимое выражение, которое могло быть и улыбкой, и ухмылкой, затем он начал что-то быстро говорить Дарии.

Я перевел взгляд на огромную вазу, стоящую в нише в стене. С этого угла мне были видны изображенные на ней глаза быка и задняя часть туловища еще какого-то зверя. Внутри этой вазы я положил оставленный Дарией мешочек. В нем оказались что-то вроде иголок с перьями, возможно, местные швейные принадлежности. Я сделал себе мысленное напоминание отдать его ей, когда Бел-шар-уцур наконец-то оставит ее в покое.

Из своей спальни вышла Эли, вид у нее был измученный.

– Чем это воняет? – пробурчала она.

Бел-шар-уцур продолжал забрасывать Дарию вопросами, а вонь от его гнилых зубов окутывала нас наподобие смога. Стоя всего в нескольких дюймах от него, Дария почтительно кивала и (поразительно) каким-то образом ухитрялась не морщиться. Она, похоже, обстоятельно отчитывалась ему насчет нас, пока мы, поддавшись нервному напряжению, поедали фрукты, оставленные на столе вардумами этого дома.

– Ты понимаешь, что она говорит? – шепнул я.

– Нет, – ответила Эли. – Я учила ее английскому. Она меня вавилонскому не учила.

Несколько минут Дария и Бел-шар-уцур обсуждали что-то на арамейском. Наконец Дария повернулась к нам и с сердитым лицом сказала:

– Он проведет вас.

– Проведет нас? – переспросила Эли. – В смысле, покажет нам окрестности? – она вытянула руку за крышу и «прошагала» пальцами по воздуху.

– Класс! – одобрил Марко. – Скажи ему, что мы обожаем сады. Особенно те, что висят.

– Да, окрестности, – подтвердила Дария, неуверенно поглядывая на Бел-шар-уцура. – Покажет вам Вавилон. Он этого не сказал, но я думаю, он должен вас присматривать.

– Он пока нам не доверяет? – уточнил я.

Дария пожала плечами.

– Мы должны идти сейчас. И будьте осторожны.

Мы поспешили наружу. И, лишь отойдя от дома, я вспомнил, что забыл вернуть Дарии ее мешочек.

– Курицы… кудахтать, – бормотала Дария. – Быки… тягать. Свиньи… хрюкать. Хряки… всхрапывать. Сосны… расти высокими. Подсолнухи… круглые. Забор… из досок. Храм…

Пока мы шли по территории дворца, Эли без устали вертела головой, называя и описывая каждый увиденный объект. А Дария в точности за ней повторяла. Бел-шар-уцур держался рядом, внимательно вслушиваясь в их разговор. Было неясно, что именно он ожидал увидеть или услышать, его больные глаза беспокойно метались из стороны в сторону, так что казалось удивительным, что он вообще может ходить прямо. И все же меня не покидало ощущение, что он замечает малейшее движение, каждый наш жест.

Его сопровождающие не отставали от него ни на шаг. Двое вардумов обмахивали его гигантскими пальмовыми ветками, напевая что-то себе под нос и корча рожицы всякий раз, стоило им убедиться, что хозяин на них не смотрит. Двое других тащили ведра с водой, подавая ему черпак каждые несколько ярдов. Идущие за нами двое трубачей гудели на каждом повороте.

Вокруг нашей процессии постоянно сохранялось значительное пустое пространство. Садовники, рабочие, богатые – все как один в страхе падали ниц, стоило им завидеть Бел-шар-уцура.

– У меня от него мурашки по коже, – тихо сказал Касс.

Но даже этот шепот не укрылся от ушей Бел-шар-уцура.

– Чувак, тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на смесь бородавочника и машины для попкорна? – широко улыбаясь, громко спросил Марко. – Можешь не отвечать. Мир, дружба, жвачка.

На секунду на лице Бел-шар-уцура мелькнуло недоумение. Он покосился на Дарию, и та что-то сказала ему, после чего царевич криво улыбнулся.