Диана Джонс - Дом с характером

Чармейн рассмеялась:

– Ужас. Надеюсь, она отвергла его. Э-м-м… ваше величество, а кто тот бесцвет… тот господин, который только что привел меня сюда?

– Мой эконом? – отозвался король. – Представляете, он работает у нас уже целую вечность, а я так и не выучил, как его, беднягу, зовут. Придется вам спросить у принцессы, милочка. Она помнит подобные вещи.

Ну и ладно, решила Чармейн. Значит, буду про себя называть его бесцветным господином.

День прошел тихо и мирно. Чармейн думала, что после такого бурного утра это тем более приятно. Она разбирала и описывала счета двухсотлетней давности, счета столетней давности, счета, выписанные всего-то сорок лет назад. Как ни странно, старые счета были на гораздо более крупные суммы, чем новые. Получалось, что Королевская резиденция тратит все меньше и меньше. Кроме того, Чармейн разбирала письма, присланные четыре века назад, и относительно недавние отчеты послов из Дальнии, Ингарии и даже Раджпухта. Некоторые послы присылали стихи. Самые скверные Чармейн зачитывала королю вслух. Ближе к середине стопки начались расписки. Фразы вроде «200 гиней в уплату за портрет незнакомки кисти неизвестного мастера» встречались всё чаще и чаще, и всё в последние шестьдесят лет. Чармейн стало казаться, что Королевская резиденция распродавала картины на протяжении почти всего царствования нынешнего короля. Пожалуй, спрашивать короля об этом не стоило.

Подали ленч – снова те вкусные-превкусные пряные штучки от Джамала. Когда Сим их принес, Потеряшка вскочила, виляя хвостом, замерла с разочарованным видом и засеменила прочь из библиотеки. Чармейн не знала, что ей понадобилось – поесть или повидаться с псом повара. Скорее всего поесть.

Когда Сим поставил деревянное блюдо на стол, король бодро спросил:

– Как там дела, Сим?

– Несколько шумно, сир, – отвечал Сим. – Только что прибыла наша шестая лошадка-качалка. А еще мастер Морган пожелал получить живую обезьянку, однако рад сообщить, что миссис Пендрагон ему этого не позволила. Это привело к некоторым треволнениям. К тому же мастер Светик, видимо, убежден, что кто-то лишил его пары полосатых брюк. Все утро он красноречиво выражал свое возмущение этим обстоятельством, сир. А огненный демон облюбовал камин в Передней гостиной. Присоединитесь ли вы сегодня к чаепитию в Передней гостиной, сир?

– Наверное, нет, – рассудил король. – Я ничего не имею против огненного демона, но из-за лошадок-качалок там стало тесновато. Будьте так добры, принесите нам сюда, в библиотеку, немного оладий, хорошо, Сим?

– Разумеется, сир, – сказал Сим и, пошатываясь, удалился.

Когда дверь закрылась, король обратился к Чармейн:

– Признаться, дело не в лошадках-качалках. И я люблю, когда шумно. Просто от всего этого я начинаю думать о том, как было бы славно стать дедушкой. Жаль, жаль.

– Э-э… – сказала Чармейн. – В городе говорят, что принцесса Хильда разочаровалась в любви. Она ведь поэтому так и не вышла замуж?

Король явно удивился.

– Мне об этом ничего не известно, – сказал он. – Когда она была несколько моложе, принцы и герцоги становились в очередь, чтобы посвататься к ней. Но она не из тех, кто выходит замуж. Никогда об этом и не думала – так она мне говорит. Предпочитает жить здесь, помогать мне. Но все равно жаль. Теперь выходит, что мой наследник – принц Людовик, сын моего слабоумного кузена. Вскоре вы с ним познакомитесь, если, конечно, удастся убрать две-три лошадки… а может быть, Хильда предпочтет занять Большую гостиную. Но на самом деле мне так жаль, что в Королевской резиденции больше нет молодежи. Мне этого недостает.

Впрочем, особенно несчастным король не выглядел. Вид у него был не опечаленный, а смиренный, однако Чармейн вдруг пришло в голову, как уныло на самом деле в Королевской резиденции. Просторно, пусто и уныло.

– Я вас понимаю, ваше величество, – проговорила Чармейн.

Король улыбнулся и откусил кусок Джамаловой штучки.

– Я знаю, что вы меня понимаете, – сказал он. – Вы так умны. Когда-нибудь вы окажете дедушке Вильяму неоценимую услугу.

На такие слова Чармейн только поморгала. Но не успела она смутиться от незаслуженной похвалы, как поняла, о чем король умолчал. Да, может быть, я и умна, подумала она, но совершенно не умею сочувствовать. Может быть, я и вовсе бессердечная. Стоит посмотреть, как я веду себя с Питером…

В раздумьях об этом она провела остаток дня. В результате, когда настала пора заканчивать работу и снова появился Сим, за которым брела Потеряшка, Чармейн встала и сказала:

– Спасибо, ваше величество, что вы так добры ко мне.

Король такого не ожидал и попросил ее не обращать внимания. Но я-то обращаю, подумала Чармейн. Он такой добрый, что мне это должно быть уроком. Чармейн следовала за Симом, который еле-еле ковылял по коридору, а позади тащилась Потеряшка, толстая и сонная, и тут Чармейн приняла решение быть доброй с Питером, когда вернется в домик дедушки Вильяма. Сим был уже у самой парадной двери, но тут неведомо откуда выскочил Светик, энергично кативший перед собой большой обруч. За ним на предельной скорости несся Морган, вытянув вперед руки и гудя: «Обуч, обуч, обуч!» Сима отбросило в сторону, а Чармейн прижалась к стене, и Светик промелькнул мимо. На какой-то миг Чармейн почудилось, будто по пути Светик окинул ее недетским испытующим взглядом, однако Потеряшка панически взвизгнула, Чармейн метнулась ее спасать и больше о нем не вспоминала.

Чармейн подхватила Потеряшку и едва не столкнулась с Софи Пендрагон, которая гналась за Морганом.

– Куда?.. – выдохнула Софи.

Чармейн показала. Софи высоко подняла юбки и бросилась прочь, на бегу вполголоса грозясь кому-то что-то повыдергать.

Вдали показалась принцесса Хильда; приблизившись, она остановилась, чтобы поставить Сима на ноги.

– Извините великодушно, мисс Шарман, – сказала она, когда Чармейн поравнялась с ней. – Этот ребенок – что твой угорь, впрочем, оба они одинаковы. Мне следует принять меры, иначе бедняжка Софи так и не сможет отвлечься на наши дела. Сим, вы крепко стоите?

– Весьма, мэм, – отвечал Сим.

Поклонившись Чармейн, он выпустил ее за парадную дверь на яркое предвечернее солнце, как будто ничего не случилось.

Если я когда-нибудь выйду замуж, думала Чармейн, шагая по Королевской площади с Потеряшкой в охапке, ни за что не стану заводить детей. Они за неделю сделают меня жестокой и бессердечной. Может быть, я буду как принцесса Хильда и никогда не выйду замуж. Тогда у меня, вероятно, останется надежда научиться быть доброй. Так или иначе, надо потренироваться на Питере, потому что Питер – трудная задачка.

К дому дедушки Вильяма Чармейн подходила полная суровой решимости быть доброй. Ей было на руку, что, пока она шагала по дорожке между рядами синих гортензий, Ролло ей не попался. Чармейн была уверена, что быть доброй к Ролло она никогда не сумеет.