С. Гроув - Стеклянная карта

София завороженно смотрела вниз, ничего не в силах понять. Какое видение мира было здесь запечатлено? Какие варианты возможного прошлого и будущего таились в ледяной глубине?..

Она вновь отодвинулась от перил, борясь с чувством всепоглощающей грусти.

«Да как же у меня рука поднимется уничтожить такое?..»

Не подлежало сомнению, что воспоминания из четырех карт были ее собственными, но вот заставить себя реализовать их она никак не могла. Подо льдом покоилась целая вселенная знаний, истин, представлений… София вообразила себе тоненькую струйку, повествующую о ее матери и отце: вот они покидают Новый Запад… чтобы кануть в безвестность. Наверняка эта струйка была где-то там, под ледяным панцирем, а с нею и судьба родителей со всеми ее тайнами.

Софию одолело страстное желание узнать… наконец-то доподлинно выяснить, что с ними сталось. Она не устояла на ногах и опустилась на колени возле перил.

И почти сразу вновь услышала чужеродный звук. Теперь она ясно различала чьи-то шаги. Кто-то все же следовал за нею. Кто-то, оставаясь невидимым, взобрался на самый верх пирамиды и вот-вот взойдет на тот же балкон. София приготовилась увидеть голема с пистолетом, кравшегося за ней из подземелий. Страха почему-то не было, лишь мышцы живота напряглись, словно в ожидании удара…

Но как выяснилось, это был вовсе не голем. Когда преследователь показался, София поневоле шарахнулась. Вуали больше не было – изборожденное шрамами лицо казалось бледным пятном на фоне распущенных волос, всклокоченных и мокрых от талой воды.

Бланка все-таки разыскала ее.

София стояла перед пьедесталом, готовая защищаться, и смотрела на Бланку. Та поднялась на балкон. Некоторое время обе молчали, причем Бланка, казалось, едва замечала девочку. Лакрима прошла мимо нее к перилам и посмотрела вниз, на озеро.

– Лишь после твоего ухода я поняла, – произнесла она наконец, – что карты описывают этот самый момент – здесь и сейчас. – Она обратила к Софии свое лицо, состоявшее из одних шрамов. – Это не Великое Разделение, а лишь его отдаленное эхо! – Бланка негромко, с горечью рассмеялась. – Но ты-то ведь понимаешь. Ты, в конце концов, картолог не мне чета. Быть может, из-за отсутствия у тебя чувства времени твой разум свободен, – словно размышляя вслух, проговорила она. – Тебе дано видеть вещи такими, каковы они есть, вне зависимости от обстоятельств.

София ничего не ответила. Плащ и платье Бланки были изорваны, руки в царапинах. Лакриме явно пришлось выдержать нешуточную борьбу, противостоять стихиям или, хуже того, людям. София со страхом гадала, что от них осталось.

– Что с вами случилось? – помолчав, спросила она.

Бланка, не слушая, продолжала:

– Стоило мне понять свою ошибку в толковании карт, я бросилась в темницу… однако вас там уже не было. Нохтландская стража сообщила мне, что вы скрылись в тоннелях. И вот тогда я окончательно прозрела. Скажи, ты сама догадалась? Или прочла истину здесь, на этих стенах?

– Догадалась? О чем?

– О том, что наступающие Южные Снега и есть мой дом – Передовая эпоха.

София покачала головой:

– Я и значения четырех карт не поняла. И ни о чем не догадывалась, пока не попала сюда и не увидела здешние карты. Стеклянные, которые на стенах… – Она помолчала. – Потом я сообразила, что они рассказывают об этом месте, которое мне нужно разрушить. – София опустила голову. – И вот я здесь, а заставить себя не могу!

Бланка со вздохом повернулась и вновь стала смотреть на замерзшее озеро.

– Бедное дитя… Ты в самом деле начисто лишена чувства времени. Ты хоть знаешь, сколько ты здесь провела? С того момента, как покинула пещеры?

София ответила с ощущением легкого беспокойства:

– Нет…

– По часам Пустошей – более девяти часов. По счету Нового Запада – двадцать пять часов. Солнце успело дважды взойти!

София так и ахнула. Бланка же добавила не без зависти:

– Предоставленная самой себе, ты, наверное, торчала бы здесь до скончания времен.

– Больше суток, – потерянно, придушенным голосом шептала София. – Я-то думала, час или два…

Бланка вновь повернулась к девочке.

– Пока ты разглядывала карты Большого зала, – сказала она, – я упустила свой шанс спасти Передовую эпоху. Ледники надвинулись слишком быстро… Они уже накрыли Карту Всех Карт. Мы опоздали!

– Не понимаю, – произнесла София. – Вы же хотели, чтобы Передовая эпоха распространилась по всей земле. Так почему не позволить ледникам идти своим ходом? Зачем вообще было Карту искать?

Бланка устало отмахнулась:

– Ты не выходила за стены… Ты не видела Передовую эпоху в ее нынешнем виде… – В голосе лакримы звучало многолетнее разочарование. – С тех пор, как я осознала свое прошлое… с момента, когда твой дядя освободил меня… я ничего так не хотела, как вернуться в свою родную эпоху. И в конце концов добралась до Огненной Земли, где в целости и сохранности обнаружился кусочек Передовой эпохи. Можешь ты хотя бы приблизительно вообразить охватившую меня радость? Я попала домой! Наконец-то я услышу родной язык! Меня назовут по имени… – Она издала звук, не слишком напоминавший членораздельную речь, но интонация определенно говорила о чем-то легком, радостном. Это было эхо чьей-то юности. – Вероятно, ты способна посочувствовать мне, – продолжала Бланка. – Ты лишь недавно покинула Новый Запад, но, я уверена, страстно хочешь обратно!

София знала, что сравнивать их ощущения было просто смешно, но, припомнив свой дом на улице Ист-Эндинг, сумела отдаленно представить себе ностальгию Бланки.

– Думаю, да, – сказала она.

– Тогда, – произнесла Бланка, и ее голос дрогнул, – подумай, каково было бы вернуться в Бостон – и обнаружить его покинутым, обращенным в руины! Только развалины – и нигде ни души! Лишь останки тех, кто некогда населял его…

София, не удержавшись, посмотрела сквозь прозрачную стену на ледяной город внизу.

– Ваша эпоха оказалась покинута?

Бланка испустила горький смешок:

– Начисто! От Передовой эпохи осталась лишь пустая оболочка… безжизненная скорлупа. Ее народ давно вымер. Города разрушились. Кругом были лишь обледенелые камни… Мир, который я помнила, исчез!

София отодвинулась к стене.

– Не пойму я что-то, – сказала она. – Но ведь там, снаружи, говорите, ваша эпоха? Город стоит, люди ходят…