Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга

– Оскар! Оскар!

Ответа не было, и мальчик начал громко всхлипывать. Глаза его уже привыкли к полумраку, и он таращил глаза на пустой сеновал. В Стенсэтре ещё не начали свозить сено на сеновал, и сарай был пуст. Оскара здесь не было.

Расмус захныкал, ему было так больно, что удержаться он не мог. Он разразился жалобным, отчаянным плачем, упёрся лбом в стену и плакал, даже не пытаясь успокоиться.

И тут, когда ему больше всего хотелось, чтобы его оставили в покое, дверь сарая распахнулась и на пороге показалась фру Нильссон. Расмус не хотел, чтобы она услышала, как он плачет. Он изо всех сил попытался подавить слёзы. Но всё было напрасно, его тело тряслось от рыданий. От стыда он закрыл лицо руками и прислонился к стене, слёзы просачивались между пальцами и текли по рукам.

– Это что ещё за печальные звуки, да ещё поутру! – услышал он голос за своей спиной.

Это был голос не фру Нильссон… а Оскара! Там стоял Оскар.

Расмус не помня себя бросился к нему и уцепился за его руку.

– Оскар, я хочу быть с тобой! Ты должен позволить мне остаться с тобой!

– Ну, ну, ну, успокойся, – ответил Оскар. – Давай сядем на солнышке и потолкуем.

И он вывел Расмуса из сарая, они уселись на мостках, прислонясь спиной к двери сарая. Оскар обнял Расмуса за плечи.

– Погляди-ка, Расмус, – сказал он, обводя рукой усадьбу. – Погляди, в какой богатой усадьбе ты будешь жить. Чуть погодя они повезут молоко, и ты поедешь с ними, и, когда вернётесь домой, пойдёшь поглядеть на щенят и будешь толковать со своими отцом и матерью.

– Я хочу быть с тобой, Оскар! – всхлипывал Расмус.

– Подумай только! Теперь у тебя есть свои собственные отец с матерью! Ведь ты их так долго искал.

– А я хочу бродяжничать вместе с тобой. Не мог бы ты быть мне отцом?

– Какой из бродяги отец? – рассердился Оскар. – Неужто ты хочешь, чтобы твоим отцом был бродяга?

– Да, такой бродяга, как ты, – пробормотал Расмус.

– Но ведь ты всё время говорил мне, что хочешь жить у красивых и богатых людей.

Расмус повернулся и хмуро посмотрел на Оскара:

– По-моему, ты тоже красивый.

Оскар расхохотался:

– Да, я красивый, как невеста. И богатый, ничего не скажешь. Ленсман дал мне десять крон, значит, я богатый.

– А бродягам много денег и ни к чему, – буркнул Расмус. – Наплевать, что зимой ногти на ногах трескаются, я всё равно хочу бродяжничать с тобой! Оскар, миленький…

Продолжать он не смог, потому что снова заревел.

Оскар помолчал немного, потом похлопал Расмуса по плечу и задумчиво сказал:

– Ну, пусть будет по-твоему. «Что ни делается, всё к лучшему, – сказала старуха, когда старик повесился». Пусть будет по-твоему.

Расмус вздохнул, это был глубокий, счастливый вздох. И чуть погодя его заплаканное лицо осветилось улыбкой. Он дёрнул Оскара за рукав пиджака:

– Пошли отсюда скорее.

– Сперва ты должен сказать фру Нильссон, что передумал.

– Я? А ты не можешь… – испуганно спросил Расмус.

– Нет, парень, это ты должен сделать сам.

Нелегко сказать людям, что ты не желаешь, чтобы они стали твоими родителями. А для того, кто застенчив, это ещё труднее. Но Расмус готов был выдержать что угодно, лишь бы уйти с Оскаром. Он подошёл к бочке с водой, стоявшей возле хлева, и смыл с лица следы слёз. Потом, чтобы подбодрить себя самого, помахал Оскару и решительно пошёл в кухню.

Хозяин и хозяйка Стенсэтры сидели за столом и завтракали. Расмус остановился на пороге, как делают бродяги. Его прямо-таки бил озноб, ведь сейчас ему придётся сказать всю правду. А вдруг они сильно рассердятся?

– Я лучше хочу быть с Оскаром, – пробормотал он.

В кухне воцарилось молчание, потом фру Нильссон сказала:

– Садись поешь сначала. Потом расскажешь, почему ты хочешь лучше быть с Оскаром.

Расмус поёжился.

– Потому что я больше привык к нему, – тихо добавил Расмус.

Фру Нильссон потянула его к столу, но он стал упираться. Упираясь ногами в пол, он пятился назад, как упрямый козлёнок, он боялся, что они помешают ему уйти с Оскаром.

– Надо же тебе сначала поесть, если даже ты пойдёшь бродяжничать, – со смехом сказал хозяин Стенсэтры.

– Да поторапливайся, Оскар ждёт тебя, – добавила фру Нильссон.

Похоже было, что они не собираются удерживать его силой. Он перестал упираться и позволил подвести себя к столу и осторожно сел подальше от хозяев на край стула. Он смущённо поглядывал на людей, которые чуть было не стали ему отцом и матерью.

– Стало быть, никто нам не поможет ухаживать за щенятами, – сказала фру Нильссон.

Расмус опустил глаза.

– Я хочу лучше уйти с Оскаром, – промямлил он.

Фру Нильссон похлопала его по щеке.

– Не горюй о нас, – сказала она. – Просто теперь нам придётся поехать в Вестерхагу, поглядеть, не найдём ли мы там другого малыша, кто любит собак.

Расмус вдруг так оживился, что забыл про свою застенчивость.

– Я знаю, кого вам взять! – закричал он. – Возьмите Гуннара! Волосы у него прямые, но в остальном он очень хороший, лучше всех. Я знаю там всех детей, Гуннар из них самый хороший.

– И он не хочет бродяжничать? – насмешливо спросил хозяин Стенсэтры.

– Нет, он больше всего хочет работать в какой-нибудь усадьбе, он очень любит животных. Гуннар не ругается, как Петер-Верзила и Эмиль, как почти все остальные. Он лучше их всех.

– Тогда придётся поехать и поглядеть на этого Гуннара, раз он такой хороший, – сказала фру Нильссон и положила Расмусу целую тарелку каши.

Чуть позднее, собираясь уходить, он на прощание по очереди протянул им руку и поглядел на фру Нильссон большими серьёзными глазами.

– Не берите кудрявую девчонку, – попросил он. – Гуннар лучше всех.

Ночью накануне шёл дождь. Они шагали по дороге солнечным летним утром после дождя. Длинноногий Оскар перешагивал через лужи, а Расмус то и дело ступал в них, только брызги летели.

– У меня ноги какие-то счастливые, – сказал он, глядя на жидкую глину, которая выдавливалась у него между пальцами. – По правде сказать, у меня всё тело какое-то счастливое.

Оскар засмеялся:

– Ясное дело, будешь счастлив, избавившись от большой усадьбы, лошадей, коров и прочей животины!

Расмус радостно зашлёпал по следующей луже.

– Знаешь, что я подумал, Оскар?

– Почём мне знать. Верно, что-нибудь шибко умное и дельное.

– Я подумал, что, когда бродяжничаешь, тогда всё вокруг, на что ни поглядишь, твоё.

– Ну тогда ты, стало быть, не прогадал. Конечно, если вот всё это – твоё, – сказал Оскар, показав рукой на чисто вымытый дождём лес и луга, озарённые утренним солнцем.

Он остановился и поглядел вокруг:

– Боже милостливый, до чего же красив белый свет в эту пору! Немудрено, что человека тянет отправиться в дорогу.