Джеймс Гринвуд - Маленький оборвыш

– Полно, мальчик, ты не воровать сюда пришел! – заметил оно строго.

– Вот что, мальчик, – сказал мистер Берни ласково, – я вижу, что ты очень голоден, мне жаль тебя, возьми этот хлеб в придачу к шиллингу за свои сапоги и не приставай к нам больше!

Если бы я не попробовал хлеб, я, может быть, продолжал бы настаивать на своей цене, но теперь не мог: я положил в карман шиллинг, который мистер Берни протянул мне вместе с хлебом, и жадно вцепился зубами в булку.

– Ну, а теперь проваливай, – проговорил мистер Айк, отворяя передо мной дверь, – дело слажено, и тебе нечего у нас делать.

– Вы же хотели купить все мое платье, – напомнил я, – еще говорили, что дадите восемнадцать шиллингов.

– Восемнадцать шиллингов? – мистер Айк пощупал пальцами материю на моей курточке. – Восемнадцать шиллингов – это недорого, я бы дал и больше, ну да коли ты столько просишь, так вот тебе твоя цена!

Он протянул мне восемнадцать пенсов.

– Это восемнадцать пенсов, – воскликнул я, – а мне надо восемнадцать шиллингов!

– Не восемнадцать ли гиней [12]еще? Эх ты, дурачина! Да кто же даст столько за эту дрянь?

– А на что же мне восемнадцать пенсов? Ведь я должен купить себе другое платье вместо этого.

Берни притянул меня к себе и еще раз внимательно осмотрел всю мою одежду.

– Знаешь что, Айк, – сказал он добродушным голосом, – сделаем доброе дело, дадим бедному мальчику другое платье, в этом ему неудобно.

– Делать добро хорошо, только ты и меня пожалей, ведь мне придется нести половину убытка, – возразил мистер Айк.

– Полно, приятель, от доброго дела нельзя разориться.

С этими словами он порылся в куче старого платья и вытащил оттуда пару больших бумазейных панталон, очень гадких с виду, покрытых заплатами спереди и сзади и совсем грязных.

– Они разорваны! – заметил я, указывая на большую дыру.

– Ну, конечно, это вещь поношенная, – ответил мистер Берни, – не новое же платье тебе давать.

– Да они будут мне и длинны, и широки.

– Пустяки, теперь носят широкие панталоны, а если окажутся длинны, мы подрежем. Примерь-ка.

Мое платье было сшито так, что для примерки панталон я должен был снять с себя все, кроме рубашки. Мистер Айк тотчас же подхватил мои вещи и запрятал их куда-то. Бумазейные панталоны оказались мне совсем не впору: они были так широки, что нигде не прикасались к телу, и все перевязи были совершенно бесполезны; пояс приходился у меня под мышками, а снизу они волочились по полу.

– Видите, я говорил: не впору, – заметил я.

– Как не впору! Точно нарочно для тебя сшито! – закричал Берни.

– Да они ужасно неудобны! Смотрите, эта пуговица должна быть спереди, а она приходится под мышкой.

– Ему неловко оттого, что он скомкал всю рубашку около пояса, – заметил мистер Айк, – снимите с него рубашку, Берни, мы ему дадим другую, потоньше.

Мистер Берни быстро сдернул с меня рубашку.

– Ну, вот теперь отлично! – сказал он. – Эту пуговицу мы застегнем на эту дырку, а вот эту на ту! Превосходно! И как они высоко приходятся, жилета совсем не надо! Славная штука! Найдем ли мы тебе такую же хорошую куртку?

– Да вот дайте ему эту куртку, – проговорил мистер Айк, подавая какую-то куртку, – она совсем почти новая, да не беда, жаль мальчика.

Они натянули на меня куртку, правда, крепкую, но всю перепачканную масляной краской.

– Славно тебе будет, и тепло, и удобно! – сказал Берни. – Бери свою шапку и отправляйся.

– Как! А рубашку-то? Ведь вы мне не дали рубашку!

– Рубашку? Это еще кроме панталон и куртки? Да ты, кажется, с ума сошел, любезный!

– По крайней мере дайте мне хоть немножко денег, ведь мое платье стоило гораздо дороже этого!

– Каково, Айк? – воскликнул Берни обиженным голосом. – Мы ему сделали добро, а он еще больше требует. Бессовестный, неблагодарный мальчишка! Пошел вон!

Они выставили меня из своей комнаты, столкнули с лестницы, выгнали на улицу и заперли за мной дверь.

Церковные часы пробили полночь в ту минуту, когда дверь дома закрылась за мной, и я зашагал по мягкому, холодному снегу улицы. Я не мог сразу сообразить, выгодную ли сделку устроил я с господами Берни и Айком. Мне казалось, что вся выгода была на их стороне, а между тем они обвиняли меня в бессовестности и неблагодарности. Неужели я в самом деле не оценил по достоинству их услуги? Что они для меня сделали? Прежде у меня была пара теплых чулок и крепких сапог, у меня был полный костюм, включая рубашку. Теперь же у меня не было ни обуви, ни рубашки, и костюм мой состоял из одной куртки да из панталон. Зато теперь я не так сильно страдал от голода, как прежде, я избавился от одежды, в которой днем мне нельзя было никому показаться, и у меня появился целый шиллинг денег. А где же он, этот шиллинг? Если бы мостовая разверзлась под моими ногами, я не остановился бы с большим испугом.

Я стал обшаривать карманы своих новых панталон. Карманы были глубокие, и мне пришлось нагибаться до самой земли, чтобы достать до их дна, но напрасно шарил я во всех углах, шиллинга не было. В ужасе я запустил руки в карманы куртки, и там все пусто, осталось только несколько хлебных крошек. О, несчастье! Куда же делся этот шиллинг? Тут только я вспомнил, что оставил его в доме джентльменов: получив за сапоги и чулки шиллинг и кусок хлеба, я сунул шиллинг в карман моих панталон, а когда я снял их, чтобы примерить бумазейные панталоны, я забыл вынуть деньги.

Ясно вспомнив все это, я почувствовал некоторое облегчение. До дома евреев было недалеко, и я пустился со всех ног бежать к Сафрон-Гиллю. Найти Сафрон-Гилль и ту часть его, где жили джентльмены, было нетрудно, но, прибежав на нужную улицу, я остановился в недоумении. Я не заметил номер их дома, а с виду все дома были совершенно одинаковы. Я шел, внимательно оглядываясь по сторонам, но не мог заметить ни одного признака, который отличал бы один дом от другого, и, кроме того, везде огни уже были потушены; вдруг я заметил свет в одном окне второго этажа.

Я подпрыгнул к молотку и постучал. Мне не отвечали, тогда я постучал второй раз сильнее прежнего. Окно, в котором светился огонь, отворилось, и из него высунулась голова старика в колпаке.

– Извините, сэр, – сказал я, – в этом доме живут мистер Берни и мистер Айк, мне бы нужно…

– Какие там еще Берни! Выдумал тоже, стучаться по ночам! Лень мне спускаться, а то я бы задал тебе!

С этими нелюбезными словами он захлопнул окно. Что мне было делать? Стучаться во все дома было неудобно, уйти – значило бросить шиллинг. Конечно, я один виноват в потере моих денег, и они, рассердившиеся на мою неблагодарность, поспешат вернуть мне их, как только узнают, в чем дело. Лучше всего подождать здесь до утра и подстеречь молодых джентльменов, когда они выйдут на улицу.