Элинор Портер - Поллианна взрослеет

Мистер Пендлтон расхохотался так громко и заразительно, что Поллианна, лишь на мгновение обиженно замолчав, не удержалась и начала смеяться вместе с ним.

– Как бы то ни было, я этого действительно не понимаю, – повторила она, переводя дыхание.

– Куда уж тебе такое понять, – сказал мужчина, серьезно и ласково. – Этого никто из нас не понимает и, пожалуй, не поймет никогда.

Они помолчали, и мистер Пендлтон вдруг заговорил на другую тему.

– Послушай, а вот этот Джеми, которого ты беспрестанно вспоминаешь, он кто?

И Поллианна ему рассказала.

Рассказывая о Джеми, Поллианна чувствовала себя в родной стихии. Здесь ей все было понятно и ничто ее не смущало. И не было необходимости употреблять мудреные непонятные слова. К тому же мистеру Пендлтону было особенно интересно узнать, что миссис Керю взяла мальчика к себе. Кто лучше него мог понять потребность в «детском смехе»?

О Джеми Поллианна рассказывала всем без исключения. Она искренне верила, что всем его история так же интересна, как ей самой. И по большей части слушатели не разочаровывали девочку, проявляя неподдельный интерес к ее рассказу. На непонимание натолкнулась она только однажды, и, удивительным образом, именно в разговоре с Джимми Пендлтоном.

– Слушай, – раздраженно перебил он ее как-то, – неужели во всем Бостоне не было больше никого, кроме этого нескончаемого Джеми?

– Джимми Бин! Что ты имеешь в виду? – возмутилась Поллианна.

Мальчик надулся и замотал головой.

– Я не Джимми Бин. Я Джимми Пендлтон. И я хочу сказать, что если тебя послушать, то получается, в Бостоне не было больше никого, кроме дурковатого пацана, что разговаривает с птицами и белками и называет их Леди Ланселот и типа того.

– Джимми Би…ндлтон! Ты чего!

У Поллианны от возмущения перехватило дыхание. Но она взяла себя в руки.

– Джеми вовсе никакой не «дурковатый». Он очень хороший мальчик. Он прочитал множество книг. Да что там! Он сам придумывает чудесные истории! И, если уж на то пошло, не «леди Ланселот», а сэр Ланселот. Если бы ты знал хотя бы половину из того, что знает Джеми, ты не делал бы таких ошибок! – закончила Поллианна, гневно сверкнув глазами.

Пристыженный Джимми покраснел. Но, терзаемый ревностью, продолжал стоять на своем.

– Подумаешь, умник какой! – презрительно фыркнул он. – Одно только имя чего стоит! Джеми! Пф-ф! Имя для неженки и труса. И, между прочим, это не только мое мнение. Вот!

– Чье же еще, например?

Ответа не последовало.

– Так чье же? – повторила Поллианна более строго.

– Отец так сказал, – буркнул мальчишка.

– Твой отец? – ошеломленно переспросила Поллианна. – Откуда он мог знать Джеми?

– Он и не знал его. Он не о Джеми говорил, а обо мне, – нахмурился Джимми, пряча глаза.

Как всегда, когда он вспоминал о родном отце, в голосе его чувствовалась особенная нежность.

– О тебе?

– Да. Он сказал это как раз незадолго до своей смерти. Мы с неделю пробыли у одного фермера. Отец помогал ему на сенокосе. Я тоже немного помогал. Жена того фермера была ко мне очень добра и скоро стала называть меня Джеми… Не знаю, почему, так ей нравилось. Но когда отец услышал, он пришел в ярость. Он так рассвирепел, что я навсегда запомнил его слова. Он сказал, Джеми – имя не для мальчика, и никогда его сына никто так называть не будет. Он сказал, это имя для неженок и трусов, и он его терпеть не может. Я никогда не видел его таким сердитым, как тогда. Он даже не захотел оставаться на ночь, и мы в тот же вечер отправились в путь. Мне было жаль оттуда уходить, потому что она мне понравилась, жена фермера то есть. Она очень хорошо ко мне относилась.

Поллианна кивнула сочувственно и заинтересованно. Джимми не часто вспоминал свое таинственное прошлое – время до их знакомства.

– А что было дальше? – спросила она, забыв о причине их спора и о разногласиях по поводу имени Джеми.

Мальчик вздохнул.

– Дальше мы шли, пока не нашли другое место для ночлега. Там-то отец и умер. А меня отправили в приют.

– А ты бежал, и я нашла тебя у дома миссис Сноу, – мечтательно закончила за него Поллианна. – И с тех пор мы с тобой знакомы.

– Да, с тех пор мы с тобой знакомы, – так же нежно повторил за ней Джимми.

Но в следующее мгновение он снова вспомнил свою обиду.

– Так что я тебе не Джеми, – буркнул он подчеркнуто грубо. Затем повернулся с видом превосходства и пошел прочь, оставив Поллианну в полном смущении.

– Что ж, – вздохнула она, провожая печальным взглядом немного нескладную фигуру мальчика, – я вполне могу порадоваться тому, что он не всегда так себя ведет.

Примерно через неделю после возвращения Поллианны миссис Чилтон получила письмо от Деллы Уэтерби.

«Мне бы хотелось, чтобы Вы имели полное представление обо всем, что Ваша малышка-племянница сделала для моей сестры, – писала мисс Уэтерби, – но боюсь, это невозможно описать. Чтобы это понять, Вы должны знать, какой моя сестра была прежде. Собственно, Вы видели ее лично, пусть и очень короткое время, но, возможно, заметили гнетущую тишину и мрак, в которые она погрузила себя на долгие годы. Но вы даже представить себе не можете, какая горечь разъедала ей сердце при отсутствии цели и какого-либо интереса в жизни, при ее упорном стремлении сохранять вечный траур.

А потом приехала Ваша Поллианна. Я в свое время умолчала о том, что моя сестра на самом деле пожалела о своем обещании взять к себе Вашу племянницу почти в тот же миг, в который дала мне свое согласие по этому поводу. Она выдвинула условие, мол, как только Поллианна начнет читать ей проповеди, она немедленно отправит девочку обратно, ко мне. Однако Поллианна проповедей не читала. Это признала даже моя сестра, следовательно, сомнения быть не может. Но хоть проповедей и не было, тем не менее… Расскажу только о том, что я увидела воочию, когда вчера приехала к ней в гости. Это даст Вам представление о том, чего добилась Ваша непревзойденная Поллианна. Прежде всего, только лишь приближаясь к дому, я увидела, что все шторы на окнах подняты – прежде они круглосуточно были спущены до самого пола. Войдя в прихожую, я услышала музыку – романтические мелодии Вагнеровского «Парсифаля». Двери в гостиную были настежь распахнуты, а в воздухе стоял аромат роз.

– Миссис Керю и господин Джеми в музыкальном салоне, – сообщила мне горничная.

Там я их и нашла, свою сестру и мальчика, которого она взяла на свое попечение.

Они слушали музыку с помощью одного из этих современных приборов, которые способны воспроизводить оперу в исполнении всей труппы вместе с оркестром.

В инвалидном кресле сидел бледный мальчик. Но, со всей очевидностью, он был абсолютно счастлив. Моя сестра и сама словно помолодела лет на десять. На ее обычно бледных щеках проступил румянец, а глаза сияли.