Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

Я в гостинице «Ибис». Приходи, когда захочешь. Вьенер (твой отец).

Самюэль читал и перечитывал сообщение. Вьенер прислал его дважды, второй раз – с небольшим изменением:

когда захочешь, только поскорее.

Где этот «Ибис»? Здесь, в Орлеане? Или, может, в Шанхае?

Тем временем Спаситель сидел в кабинете и ждал. Без десяти десять. Без пяти. Куда девался Самюэль? Ответ он получил в 9:57 по рабочему телефону:

– Простите, я сейчас приду. Мне морочила голову мать, а потом пришла эсэмэска от отца, только я ее что-то не понял.

Задыхаясь, на ходу, Самюэль прочитал СМС Спасителю.

– Так чего ты не понял?

– Где находится гостиница «Ибис»?

– Улица Маршала Леклерка, 12.

Самюэль резко остановился. Выходит, отец совсем рядом.

– Но я к нему сегодня не могу, – сказал он расстроенно. – Мне надо к вам, потом на занятия…

– Иди к нему немедленно, – перебил его Спаситель.

– Немедленно значит прямо сейчас? – обрадовался Самюэль. Он был просто счастлив.

– Да, поспеши.

Птичка Вьенер была в гнезде, но долго ли это продлится?!

– Уже иду! Спасибо вам, спасибо!

– Не забудь, что я тебе говорил. Дай ему время. Он такой, какой есть.

– Не беспокойтесь, – весело сказал Самюэль. – Я все понял. Он недотрога.

Только бы называть его иногда отцом – хватит и этого.

В холле «Ибиса» Самюэль оробел. Он прожил свои шестнадцать лет так замкнуто, что ни разу не бывал в гостинице. Подойдя к дежурному у стойки администрации, он чувствовал себя так, будто участвует в киносъемке.

– У вас остановился месье Вьенер, – произнес он очень «взрослым», как ему казалось, голосом. – Вы не могли бы ему передать, что его ждет сын?

– 421-й номер, – ответил дежурный. – Сейчас позвоню.

Самюэль расхаживал по холлу и готовился к встрече с отцом – второй в его жизни. В памяти у него хранился образ денди в концертном костюме, и шедшего ему навстречу человека в черном свитере под горло, узких джинсах, красных кроссовках и с левой рукой на перевязи он сразу не узнал. Оба смотрели друг на друга удивленно и даже не поздоровались.

– Это что? – спросил Вьенер, указывая на щеку сына.

– Так. Недоразумение.

– А я – об окно. – Вьенер посмотрел по сторонам, словно ища подсказку, что бы такое сказать. – Я тридцать семь лет играю на пианино по восемь часов каждый день. И не могу сообразить, что можно делать, кроме этого. У тебя есть идеи?

– Выпить кофе?

Так они очутились за столиком кафе «Тупик». За чашкой капучино Вьенер поведал сыну, что у них общий психотерапевт.

– Спаситель?

– Да. Очень толковый оказался парень, – своим обычным, чуть высокомерным тоном сказал Вьенер. – Остановил кровь, отвел меня к травматологу и хорошенько врезал Антуану, когда тот хотел силком увезти меня в Париж. Теперь у меня больше нет импресарио, и моя карьера пианиста закончена. Как тебе мысль отправиться вокруг света на парусной яхте?

Самюэль не мог понять, шутит отец или малость заговаривается.

Во вторник вечером Луиза отправилась на «девичник» с подругами – Тани и Валентиной, – традиционный ужин с салатом «Цезарь» и разговорами о мужчинах – тех, что у них были раньше, тех, какие есть сейчас, и тех, что им не светят: у Тани – Бенедикт Камбербэтч, у Валентины – Франсуа Клюзе. Валентина растила в одиночку маленького Гектора, Тани подумывала, не завести ли ей тоже – не обязательно Гектора, но ребенка вообще. Впрочем, глядя в тарелку с салатом, она признала:

– Родить ребенка без отца – не так уж хорошо.

– Это точно, – подтвердили Луиза и Валентина.

Вопрос с Тани решился – по крайней мере, на тот вечер, – на очереди была Луиза.

– Он предложил тебе жить вместе или нет?

– Всё сложно, – вздохнула Луиза.

Тани и Валентина знали Спасителя – в лицо и понаслышке. Красавец, человек с положением. Они, конечно же, нисколько не завидовали, однако не без удовольствия услышали, что «всё сложно». Луиза рассказала, как в прошлое воскресенье какой-то полоумный пациент Спасителя испортил им весь день – разбил рукой стекло у него в кабинете и серьезно покалечился.

– Хорошо, что стекло было не двойное, иначе он изрезал бы всю руку до плеча! А уж кровищи было!

Спаситель позвал ее, и они вдвоем оказали пациенту первую помощь. Тот потерял сознание. А когда они вышли на улицу и уже собирались отвезти его в больницу Флёри, на них накинулся какой-то буйный молодой блондин.

– Хотел запихнуть раненого в свой «мерседес», но Спаситель как даст ему в челюсть!

Луиза с явным восхищением изобразила апперкот. Но с того дня она Спасителя не видела, он страшно занят.

– Может, он мозги тебе пудрит? – с сомнением сказала Тани.

Луиза вернулась домой с тяжелым сердцем. В последние дни она все время чувствовала какую-то помеху в их со Спасителем отношениях. Не только из-за Жово и Габена. Чего-то он не договаривал, не решался сказать. Может, не так уж он любит ее, и ей нет места в его жизни? Она включила телефон, который из вежливости выключала на время ужина, и увидела, что Спаситель урвал время между двумя пациентами, чтобы написать ей сообщение:

See you tomorrow? [26] Увидимся завтра? (англ.)

Вопреки опасениям Луизы, Спаситель как раз старался найти в своей жизни место для Луизы. В среду вечером он ей сказал, что раз Габен возвращается домой, то Жово переберется на чердак, и кресло-кровать в кабинете освободится для Алисы.

– Роскошь, конечно, еще та, но, может, она согласится – разок в две недели?

– Послушай, между нами нет никаких обязательств, – сказала Луиза.

– То есть как?

– Ну… если ты не готов… – еле выговорила она.

Она страшно боялась – вдруг он ухватится за шест, которая она же ему протянула, и ответит: «Ладно, так и поступим. Пусть каждый живет сам по себе».

– Вот как? Ты думаешь?

Ох уж эта его мания отвечать вопросом на вопрос!

– Мне кажется, но, может быть, я ошибаюсь, – с отчаянием в голосе сказала Луиза. – Мне кажется, что-то мешает… Не знаю… Ты меня любишь?

Спаситель провел рукой по лбу, словно стирая надпись: «Он тебя предал». «Ну, решайся! – ожил Сверчок Джимини. – Момент лучше некуда».

– Я сделал страшную глупость, Луиза. Это пустяк, но, если я тебе не расскажу, мне кажется, какая-то неловкость так и останется между нами. Я совершил… нечто недопустимое по отношению к пациентке.

«Посмотри, как у нее вытянулось лицо, – сказал Сверчок. – Она не поняла. Говори точнее!»

– Поцеловал ее, только и всего. Больше мне нечего сказать – во-первых, потому что больше ничего и не было, а во-вторых, потому что я не имею права обсуждать своих пациентов.

– Ты… ты ее любишь? – растерянно пролепетала Луиза.

– Да нет же! Я ее толком не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, часто ли я пристаю к пациенткам. Нет и нет! Я люблю тебя. Только тебя. И хочу жить с тобой вместе.