Джонатан Фоер - Полная иллюминация

«Так мы будем знакомиться с достопримечательностями штетла?» – спросил я героя. «Я полагал, что поиск следует начать именно там». – «Поиск?» – «Августины». – «Кто это Августина?» – «Девочка из фотографии. Единственная, кто еще может оставаться в живых». – «А-а… Мы будем искать Августину, которая, как ты думаешь, спасла твоего дедушку от нацистов». – «Да». На мгновение стало очень тихо. «Я бы хотел ее найти», – сказал я. Я ощутил, что мои слова умиротворили героя, хотя я не произносил этого, чтобы его умиротворить. Я произнес их, чтобы быть достоверным. «А потом, – сказал я, – если мы ее найдем?» Герой стал задумчивым человеком. «Я не знаю, что потом. Наверное, скажу ей спасибо». – «За спасение твоего дедушки?» – «Да». – «Это будет очень странно, да?» – «Что?» – «Когда мы ее найдем». – «Если мы ее найдем». – «Мы ее найдем». – «Вряд ли», – сказал он. «Тогда зачем мы ищем?» – запросил я, но прежде чем он успел ответить, я перебил себя другим запросом. «И откуда ты знаешь, что ее зовут Августина?» – «Вообще-то я этого точно не знаю. На обороте, видишь, здесь, написано несколько слов, по-моему, дедушкиным почерком. Но, может, и нет. Это на идиш. Здесь говорится: «Это я с Августиной, 21 февраля, 1943». – «Это очень трудно для чтения». – «Да». – «Почему, ты думаешь, он делает заметку только об Августине, а не о двух других людях на фотографии?» – «Я не знаю». – «Это странно, да? Это странно, что он отмечает только ее. Ты думаешь, он ее любил?» – «Что?» – «Потому что он только ее отмечает». – «Ну и?» – «Ну и, возможно, он ее любил». – «Забавно, что ты так подумал. У нас, должно быть, мозги устроены одинаково». (Спасибо, Джонатан.) «Вообще-то, я много об этом думал, хотя и без всякого повода. Ему было восемнадцать, а ей – сколько? – вокруг пятнадцати? Он только что потерял жену и дочь во время нацистского рейда на его штетл». – «Трахимброд?» – «Да. Может быть, надпись и не связана с изображением. Дедушка мог использовать обратную сторону снимка как обрывок». – «Обрывок?» – «Бумагу, потерявшую важность. Чтобы на ней записать». – «А-а». – «Так что я понятия не имею. Маловероятно, чтобы он ее любил. Но, правда, есть какая-то странность в этом изображении, какая-то близость между ними, хоть они и не смотрят друг на друга? То, как они не смотрят друг на друга. В этом столько мощи, ты не находишь? И его слова на обороте». – «Да». – «И то, что мы оба подумали о возможности его любви к ней, тоже странно». – «Да», – сказал я. «Одна моя часть хочет, чтобы он ее любил, а другая моя часть ненавидит саму мысль об этом». – «Что это за часть, которая ненавидит, чтобы он ее любил?» – «Знаешь, хочется думать, что некоторые вещи в жизни не подлежат замене». – «Я не понимаю. Он женился на твоей текущей бабушке, значит, что-то было заменено». – «Но это другое». —

«Почему?» – «Потому что она моя бабушка». – «Твоей бабушкой могла быть Августина». – «Нет, она могла быть бабушкой только кому-то другому. Может быть, что и есть. У них с дедушкой могли быть дети». – «Не говори такого о своем дедушке!» – «Но я ведь знаю, что до этого у него были дети, что ж тут особенного?» – «Что если мы откроем твоего брата?» – «Не откроем». – «И как ты обрел эту фотографию?» – спросил я, держа ее на просвет окна. «Два года назад бабушка отдала ее маме и сказала, что это та самая семья, которая спасла моего дедушку от нацистов». – «Почему только два года назад?» – «Что ты имеешь в виду?» – «Что в ней стало по-новому, что она отдала ее твоей маме?» – «А-а, понимаю, о чем ты спрашиваешь. У нее были свои причины». – «Какие это причины?» – «Я не знаю». – «Ты осведомился у нее про надпись на обороте?» – «Нет. Мы ни о чем таком спрашивать ее не могли». – «Почему нет?» – «Она хранила эту фотографию пятьдесят лет. Если б она хотела что-то нам о ней рассказать, она бы рассказала». – «Теперь я понимаю. – «Я ей даже о своей поездке в Украину не мог сообщить. Она думает, что я по-прежнему в Праге». – «Почему так?» – «У нее об Украине нехорошие воспоминания. Ее штетл, Колки, всего в нескольких километрах от Трахимброда. Я полагаю, мы его тоже навестим. Но вся ее семья была убита, целиком – мать, отец, сестры, бабушка с дедушкой». – «Ее спас украинец?» – «Нет, она бежала еще до войны. Она была молода и ушла из семьи». Ушла из семьи. Я зарубил это у себя на лобном месте. «Меня удивляет, что никто не спас ее семью», – сказал я. «Ничего удивительного. В то время украинцы к евреям относились ужасно. Едва ли не хуже нацистов. Это был другой мир. В начале войны многие евреи хотели идти к нацистам, чтобы те защитили их от украинцев». – «Это неправда». – «Правда». – «Не могу поверить в то, что ты говоришь». – «Загляни в книги по истории». – «Книги по истории такого не сообщают». – «Но что же делать, если так было. Украинцы славились ужасным отношением к евреям. И поляки тоже. Слушай, я не хочу тебя обидеть. К тебе это вообще не относится. Мы говорим про пятьдесят лет назад». – «Я думаю, что ты ошибаешься», – сообщил я герою. «Не знаю, что на это сказать». – «Скажи, что ты ошибаешься». – «Не могу». – «Ты должен».

«Вот мои карты», – сказал он, извлекая несколько клочков бумаги из своей сумки. Он указал пальцем на тот, что был мокрым от Сэмми Дэвис Наимладшей. Я надеялся, от ее языка. «Вот Трахимброд, – сказал он. – На некоторых картах он также называется Софьевка. Вот Луцк. Вот Колки. Это старая карта. Большинство мест, которые нам нужны, на новых картах отсутствуют. На, – сказал он и презентовал ее мне. – Можешь посмотреть, куда нам ехать. Это все, что у меня есть: карты и фотография. Не так много». – «Я тебе обещаю, что мы найдем Августину», – сказал я. Я ощутил, что это сделало героя умиротворенным. Меня это тоже сделало умиротворенным. «Дедушка», – сказал я, снова разворачиваясь к переду. Я объяснил ему все, что герой изрек для меня. Я проинформировал его об Августине, и о картах, и о бабушке героя. «Колки?» – спросил он. «Колки», – сказал я. Я удостоверился включить все подробности и также изобрел несколько новых, чтобы Дедушка более лучше понял рассказ. Я ощутил, что рассказ ввел Дедушку в сильную меланхолию. «Августина», – сказал он и толкнул Сэмми Дэвис Наимладшую ко мне. Он тщательно исследовал фотографию, пока я фиксировал руль. Он поднес ее к самому лицу, как будто хотел ее понюхать или дотронуться до нее глазами. «Августина». – «Это та, которую мы разыскиваем», – сказал я. Он двинул головой туда и сюда. «Мы найдем ее», – сказал он. «Я знаю», – сказал я. Хотя я не знал, и Дедушка тоже.

Когда мы достигли отеля, темнота уже приступила к сгущению. «Ты должен оставаться в автомобиле», – сообщил я герою, потому что иначе отелевладелец мог узнать, что герой американец, а Отец сообщил мне, что они берут с американцев с излишком. «Почему?» – спросил он. Я сообщил ему, почему. «Откуда они узнают, что я американец?» – «Скажи ему, чтобы оставался в автомобиле, – сказал Дедушка. – А не то они возьмут с него дважды». – «Я усиливаюсь», – сообщил я ему. «Я бы хотел войти с тобой, – сказал герой. – Посмотреть, что за место». – «Зачем?» – «Просто посмотреть. Увидеть, на что это похоже». – «Ты сможешь увидеть, на что это похоже, после того как нас поселят». – «Я бы предпочел сделать это сейчас», – сказал он, и я должен признаться, что он начинал быть у меня на нервах. «Хули ему еще непонятно?» – спросил Дедушка. «Он хочет войти со мной». – «Почему?» – «Потому что он американец». – «Ничего, если я войду?» – снова спросил он. Дедушка повернулся к нему и сказал мне: «Он платит. Если он хочет платить с излишком, пусть платит с излишком». Поэтому я прихватил его с собой, когда вошел в отель, чтобы заплатить за два номера. Если хотите знать, почему за два номера, то один был для нас с Дедушкой, а другой – для героя. Отец сказал, чтобы мы поступили именно так.