Джонатан Фоер - Полная иллюминация

«О чем вы говорите? – спросил герой. – Упоминала ли она моего дедушку?» – «Он не говорит по-украински?» – спросила она. «Нет», – сказал я. «Откуда он?» – «Из Америки». – «Это в Польше?» Я не мог поверить, что она не знает про Америку, но должен сказать, что это сделало ее еще более красивой для меня. «Нет, это далеко. Он прилетел на самолете». – «На чем?» – «На самолете, – сказал я. – В небе». Я подвигал в воздухе рукой, как самолетом, и по случайности слегка двинул коробку с надписью ПЛОМБЫ, написанной наискось. Я воспроизвел звук самолета губами. Это сделало ее огорченной. «Больше не надо», – сказала она. «Что?» – «Пожалуйста», – сказала она. «От войны?» – спросил Дедушка. Она ничего не сказала. «Он приехал увидеть вас, – сказал я. – Он приехал из Америки ради вас». – «Я думала, это ты, – сказала она мне. – Я думала, ты ради меня приехал». Это повергло меня в смех, и Дедушку тоже. «Нет, – сказал я. – Это он». Я положил свою руку на голову героя. «Вот кто странствовал по миру, чтобы вас найти». Это снова побудило ее заплакать, чего я не хотел, но должен сказать, что это выглядело подобающе. «Ты приехал ради меня?» – спросила она героя. «Она хочет знать, ради нее ли ты приехал». – «Да, – сказал герой. – Скажи, что да». – «Да, – сказал я. – Это все ради вас». – «Почему?» – спросила она. «Почему?» – спросил я героя. «Потому что если бы не она, я бы не мог быть здесь, чтобы ее искать. Она сделала поиск возможным». – «Потому что вы его создали, – сказал я. – Укрыв его дедушку, вы позволили ему быть рожденным». Ее дыхание стало коротким. «Я бы хотел ей кое-что дать», – сказал герой. Он отрыл конверт из пидараски. «Скажи ей, что здесь деньги. Я знаю, что недостаточно. Достаточно быть не может. Это просто немного денег от моих родителей, чтобы облегчить ей жизнь. Отдай его ей». Я взял конверт под охрану. Его распирало. Там, должно быть, находилось много тысяч долларов. «Августина, – сказал Дедушка. – Ты бы возвратилась с нами? В Одессу?» Она не ответила. «Мы могли бы о тебе заботиться. У тебя здесь есть семья? Мы и семью могли бы взять к себе в дом. Это не жизнь, – сказал он, указывая пальцем на хаос. – Мы дадим тебе новую жизнь». Я сообщил герою, что сказал Дедушка. Я увидел, что на его глаза надвинулись слезы. «Августина, – сказал Дедушка, – мы можем тебя от всего этого спасти». Он снова указал пальцем на ее дом и указал пальцем на коробки: ВОЛОСЫ/КАРМАННЫЕ ЗЕРКАЛЬЦА, ПОЭЗИЯ/НОГТИ/ОВНЫ, ШАХМАТЫ/СУВЕНИРЫ/ЧЕРНАЯ МАГИЯ,ЗВЕЗДЫ/МУЗЫКАЛЬНЫЕ ШКАТУЛКИ, СОН/СОН/СОН, ЧУЛКИ/ЧАШИ ДЛЯ КАДДИША, ВОДА В КРОВЬ.

«Кто такая Августина?» – спросила она.

«Что?» – спросил я. «Кто такая Августина?» – «Августина?» – «Что она говорит?» – «Фотография, – сказал мне Дедушка. – Мы не знаем, что за надпись на обороте. Это может быть не ее имя». Я снова экспонировал ей фотографию. Это снова сделало ее плачущей. «Это ты, – сказал Дедушка, прикладывая палец к ее лицу внутри фотографии. – Вот. Ты эта девочка». Августина задвигала головой, чтобы сказать: нет, это не я, я не она. «Это очень состарившаяся фотография, – сказал мне Дедушка, – и она забыла». Но я уже взял под охрану сердца то, что Дедушка продолжал отторгать. Я возвратил валюту герою. «Ты знаешь этого человека», – сказал, а не осведомился, Дедушка и приложил палец к дедушке героя. «Да, – сказала она. – Это Сафран». – «Да, – сказал он, глядя на меня, потом глядя на нее. – Да. А рядом с ним ты». – «Нет, – сказала она. – Остальных я не знаю. Они не из Трахимброда». – «Ты спасла его». – «Нет, – сказала она. – Не спасла». – «Августина?» – спросил он. «Нет», – сказала она и совершила выход из-за стола. – «Ты спасла его», – сказал он. Она положила руку себе на лицо. «Она не Августина», – сообщил я герою. «Что?» – «Она не Августина». – «Я не понимаю». – «Да», – сказал Дедушка. «Нет», – сказала она. «Она не Августина, – сообщил я герою. – Я думал, что это была она, но это не она». – «Августина», – сказал Дедушка, но она была уже в другой комнате. «Она застенчивая, – сказал Дедушка. – Мы ее очень удивили». – «Возможно, нам следует пуститься в путь», – сказал я. «Мы никуда не двигаемся. Мы должны ей помочь, чтобы она вспомнила. После войны многие так емкотрудятся забыть, что больше не могут помнить». – «Это не та ситуация», – сказал я. «Что вы говорите?» – спросил герой. «Дедушка думает, что она Августина», – сообщил я ему. «Хотя она говорит, что нет?» – «Да», – сказал я. – «Это неблагоразумно с его стороны».

Она возвратилась с коробкой из другой комнаты. Слово ОСТАНКИ было написано на ней. Она положила ее на стол и сместила крышку. Коробка полнилась множеством фотографий, и множеством бумажных обрывков, и множеством ленточек, и множеством лоскутков, и странными вещами, вроде гребешков, колец и цветов, которые тоже стали бумагой. Она удаляла предметы по одному и каждый из них экспонировала каждому из нас, хотя следует сказать, что мне по-прежнему казалось, будто все внимание она отдает только мне. «Это фотография Баруха перед старой библиотекой. Он там целыми днями просиживал, а ведь знаешь, даже читать не умел! Он говорил, что любит думать про книги, думать про них, не читая. Он всегда разгуливал с книгой под мышкой и на дом их брал из библиотеки чаще всех в штетле. Чепуха какая! А это, – сказала она и добыла из коробки другую фотографию, – это Йозеф и брат его Цви. Я с ними играла, когда они возвращались домой из школы. К Цви я всегда неравно дышала, но так и не сказала ему об этом. Собиралась сказать, но не собралась. Я была такая смешная девочка, всегда к кому-нибудь неравно дышала. Лея просто с ума сходила, когда я ей об этом рассказывала, она говорила: «Если по всем неравно дышать, никакого кислорода не хватит». Тут она засмеялась сама над собой, а потом замолкла.

«Августина?» – спросил Дедушка, но она, должно быть, его не слышала, потому что не развернулась к нему, а только двинула руками сквозь вещи в коробке, как будто вещи были водой. Теперь она ни с кем не делила своих глаз, только со мной. Дедушка и герой больше для нее не существовали.

«А вот Ривкино обручальное кольцо, – сказала она и надела его себе на палец. – Она спрятала его в банке, которую положила в землю. Я это знала, потому что она мне об этом сообщила. Она сказала: «На всякий случай». Многие люди так сделали. Земля и сейчас полна кольцами, и деньгами, и фотографиями, и еврейскими штучками. Я смогла найти только некоторые, а земля-то ими полнится». Герой ни разу не спросил меня, что она говорит, и после никогда не спросил. Потому ли, что знал, о чем она говорит, или потому, что знал, что лучше не осведомляться, – я не уверен.

«Вот Гершель», – сказала она, поднося фотографию под свет окна. «Мы пойдем, – сказал Дедушка. – Скажи ему, что мы уходим». – «Не уходи», – сказала она. «Замолчи», – сообщил он ей, и, хоть она и не была Августиной, ему не следовало этого изрекать. «Извините, – сообщил я ей. – Пожалуйста, продолжайте». – «Он жил в штетле Колки, который был рядом с Трахимбродом. Гершель и Эли были лучшие друзья, и Эли пришлось застрелить Гершеля, потому что если бы он не застрелил, они бы его застрелили». – «Замолчи», – сказал он снова, только теперь еще и звезданул по столу. Но она не замолчала. «Эли это сделал не по своей воле». – «Ты все врешь». – «Он этого не хочет», – сообщил я ей, и я не мог ухватить, почему он делал то, что делал. «Дедушка…». – «Держи свои враки при себе», – сказал он. «Я этот рассказ сама слышала, – сказала она. – И я верю, что это правда». Я ощутил, что он вводит ее в слезы.