Джулиан Феллоуз - Снобы

– Я сделаю все, что смогу, – сказал я.

– Уверена в этом. Да и фильм уже почти закончен. Печально, конечно, что вы уедете… – поспешно добавила она, опомнившись, – но все-таки…

Я кивнул, и она направилась к двери. Работа выполнена. Она сделала все необходимое, чтобы свести разрушения к минимуму, для этого пришлось довериться мне. Но ведь я уже был ее союзником. Могло быть и хуже.

– Леди Акфилд, – начал я, и она остановилась, взявшись за блестящую дверную ручку, – не ругайте Эдит слишком жестоко.

– Ну что вы, – рассмеялась она. – Может быть, в это трудно поверить, но я и сама, знаете ли, когда-то была молодой.

И она ушла, не оставив ни тени сомнения, что она ненавидит свою невестку так яростно, как ненавидела бы любую женщину, которая довела до слез ее единственного сына.

– Что там такое произошло? – спросила Адела, когда мы отъехали от дома.

– Ты о чем?

– Ну, сначала вы двое смываетесь, и у всех крайне обеспокоенный вид. Потом исчезает Эрик. Короткое затишье. И вдруг начинается настоящий фарс, люди вбегают и выбегают с безумными лицами. А я все это время сижу с лордом Акфилдом, который пытается мне объяснить что-то про разведение речной форели. Что случилось? Я уже думала, мне придется позвонить и остаться здесь ночевать.

Естественно, я ей все рассказал, и какое-то время мы ехали молча. Адела прервала молчание:

– А что ты вообще можешь сказать Саймону? «Руки прочь от этой леди»? Разве он не даст тебе в глаз?

– Это вряд ли. На вид он не из таких.

– И?..

Мне нечего было ей ответить, потому что я не мог себе представить, как играть эту на редкость постыдную сцену. И по какому праву я вообще могу встревать в эту историю?

Адела дала мне мотив:

– Мне кажется, тебе придется постараться для бедняжки Эдит. Досадно будет, если она пустит коту под хвост то, чего так отчаянно добивалась. И все из-за такого ничтожества.

Мы приехали домой и застали Саймона на кухне. Он задумчиво покачивал в руке стакан вина. Его общий вид, да и само то, что он не отправился спать, предполагали желание излить душу в откровенном разговоре, хотя он и не догадывался, что я уже знаю все, что он мог бы мне излить. Это был тревожный знак. Мы с Беллой успели вычислить, что Саймон любил поговорить о своих романах, несмотря на постоянные, причем с большой любовью, упоминания детей и жены, тоскующей дома. Я не понимал тогда еще, что сопутствующая слава доставляла ему не меньше удовольствия, чем сам поступок, а это очень опасная характеристика для женатого любовника замужней женщины. Адела направилась прямиком в комнату, а я с тяжелым сердцем взял предложенный Саймоном стакан. Пару минут мы просидели молча. Наконец он не мог больше сдерживать нетерпение.

– Хороший выдался вечерок? – спросил он.

Я кивнул, не очень искренне:

– Ничего себе. Ужин, по-моему, прошел омерзительно. Бедолага Боб! Он заметно побледнел, увидев счет.

Снова молчание. Мы оба не очень понимали, как подойти к предмету, который так сильно занимал нас обоих. На этот раз я попробовал запустить диалог:

– Ты не зашел попрощаться.

Саймон покачал головой:

– Получилось немного неловко с ее свояком, когда мы вернулись. Я подумал, лучше слинять.

Ах вот как! Неудивительно, что Саймон хочет поговорить. Эрик не стал скрывать от них свое присутствие. А значит, статистически шансы, что он сохранит все в секрете, сводятся к нулю. Эрик устроил сцену. Это, по моему опыту, обычно случается, если человек хочет устроить сцену.

– Я слышал об этом, – сказал я.

Саймон поднял на меня взгляд:

– Да? От кого? Не от Эдит?

Я покачал головой:

– От матери Чарльза.

Я заметил, с каким трудом он проглотил информацию. И это вполне объяснимо. Однако на лице Саймона одновременно с краской стыда за то, что его раскрыли, появилась и несмелая улыбка. И эта улыбка сказала мне, что Саймон испытывает некое зловещее удовольствие, поскольку стал центральной фигурой в драме, которую – я вскоре это выяснил – воспринимал как романтическую. У меня еще больше упало сердце, когда я осознал, что извращенное актерское удовольствие от трагедии очень скоро научит Саймона наслаждаться дурной славой.

– Чарльз знает?

– Не знал, когда я уезжал. А должен? О чем ему следует знать?

Саймона так легко не поймаешь. Он тихо рассмеялся и пожал плечами, наливая себе еще глоток. Я принял максимально родительский вид:

– Саймон, не устраивай здесь бардака.

Но он опять только улыбнулся и подмигнул с приводящей в бешенство уверенностью в своей сексуальной привлекательности человека, которому никогда не отказывают и который считает, будто законы морали изобретены для простых смертных. Кажется, единственное, что мне оставалось, – это обратиться к лучшей стороне его «я».

– Эдит – моя старая подруга.

– Знаю.

– Не хочу видеть, как ее делают несчастной.

– Это сейчас она несчастна.

Доля правды в этом была, но значительно меньшая, чем догадывались он или Эдит.

– Она еще и вполовину не настолько несчастна, насколько будет, если ты начнешь устраивать дурацкие скандальчики только потому, что она подвернулась под руку, а тебе скучно.

Он снова улыбнулся и пожал плечами. Естественно, я ничего этим не добился, ведь мало что могло доставить Саймону большее удовольствие, чем когда его просят отвратить ослепительные лучи своего гибельного очарования от беззащитной жертвы. И вот я стою перед ним и умоляю Всемогущего Властелина пощадить несчастную девицу. Он был в восторге. Я попробовал еще один, несколько нечестный способ:

– А как же твоя жена?

– А при чем здесь она?

– Она не огорчится?

Это, к моему удовольствию, все-таки заставило его почувствовать смутную тревогу или, по крайней мере, раздражение.

– А кто ей скажет? Ты не скажешь.

Это была правда, и какое-то время я думал, не делаю ли я из мухи слона, и тут я услышал стук по стеклу за моей спиной. Я оглянулся и, к великому своему изумлению, увидел, как Эдит (шарф из «Гермес» легко окутывал ее голову) стучится в окно, словно Кэтрин Эрншо, умоляя впустить ее в дом в эту бурную ночь. Но Хитклифф из Саймона был никакой, поэтому я, а не он вскочил и отпер заднюю дверь.

– Черт возьми, что ты здесь делаешь? – спросил я, но она протиснулась мимо меня и подошла к плите погреть руки.

– Только ты еще меня не отчитывай. На сегодня мне уже хватит, уверяю тебя.

– Чарльз знает?

– А как же. Эрик ему сказал.

– А он знает, что ты здесь? И почему, бога ради, ты здесь? Хочешь совсем все испортить?

Пока мы разговаривали, Саймон не сдвинулся с места и не произнес ни слова. А потом, крайне демонстративно, он встал со стула, поставил стакан, подошел к Эдит и неторопливо, чтобы я полюбовался, заключил ее в свои объятия, наклонился и поцеловал в губы так, как современные кинозвезды целуются при съемках крупным планом. Со стороны казалось, что он пытается съесть ее язык. Какое-то время я следил, как двигаются их головы, а за ними, как призраков в палатке Ричарда III, я увидел Чарльза, его мать и несчастную миссис Лавери, чьи мечты сгорали дотла на кухне деревенского домика в Суссексе, прямо на моих глазах. А за ними – более расплывчатые фигуры Камноров, старой леди Тенби и ее дочерей и всех остальных, кто будет в восторге от сплетни и втайне (или не таясь) порадуется тому, что творят сейчас эти два дурака.