Джулиан Феллоуз - Снобы

Конечно, опасность артистического мира даже для тех, кого сначала манил его поверхностный блеск, заключается в том, что всегда рискуешь из него вырасти. Вы выбираете яркие цвета вместо более приглушенных оттенков, ежедневные взлеты и падения вместо ровного хода жизни, но для многих наступает момент, когда рыдания в гримерной, интриги против директоров, телефонные звонки посреди ночи в поисках сочувствия становятся обыденностью, пустяками, занимавшими вас в молодости, но надоевшими теперь. Одни актеры борются с растущим чувством пустоты, находя себе «дело», стараясь извлечь какую-нибудь пользу из собственного пристрастия каждый день вести тяжелую борьбу и переживать серьезные потрясения. Нет ничего проще, чем собрать толпу разгневанных актеров, готовых протестовать против чего угодно. Но не все разделяют вкус к высоким целям и протестам, а меньше всего – прагматики. Есть еще одна опасность, которой не всегда удается избежать именитым деятелям сцены: можно связать свое имя с таким количеством выступлений за то или иное благородное дело, что вес твоего вклада в конце концов становится очень маленьким. В общем и целом лучшее лекарство от пресыщения удовольствиями закулисных сплетен – добиться очень большого успеха. Известность приносит деньги и положение, что само по себе неплохое развлечение, но они еще заставляют волей-неволей вести более разностороннюю жизнь. Эта мысль вернула меня к тому, насколько Эдит приспособлена к своему новому существованию. Я попытался ответить честно:

– Думаю, это будет зависеть от того, насколько хорошо пойдут дела у Саймона.

Чарльз нетерпеливо встряхнул головой:

– Я не говорю, что она была бы против съехаться с Джудом Лоу. Меня интересует, способен ли добиться успеха этот парень? Я никогда не слыхал о нем. Эдит привыкла жить на широкую ногу, знаешь ли.

Я знал.

– Трудно сказать. Он начал получать предложения на неплохие роли. Он может получить главную роль в сериале, и тогда дела у него пойдут в гору.

– Но этого может и не случиться.

Абсолютно верно. Люди со стороны говорят о преуспевающих актерах, имея в виду звезд, о которых слышали, или о неудачниках, имея в виду шестьдесят процентов, которым не удается заработать и на приличное существование. Не надо быть математиком, чтобы высчитать, что между этими двумя категориями существует немалочисленная группа, у которой дела идут вполне неплохо. Эти люди зарабатывают приличные суммы, известны в своих кругах, и любого из них могут однажды выбрать для нового телешоу, и тогда его судьба переменится, как пишут в газетах, за одну ночь. Это ловушка сценической жизни. Нетрудно махнуть рукой и заняться чем-то другим, если ничего не получается, но очень сложно – если до успеха рукой подать. Саймон Рассел определенно относился к этой категории.

Я выгадал себе передышку, когда принесли основное блюдо.

– Чарльз, беда вот в чем: я не могу привести такой аргумент, который мог бы все кардинально изменить. Как я тебе уже сказал, по-моему, Эдит порядком не в себе, но она взрослая женщина. Отказаться от того, что предлагал ей ты, чтобы жить с актером среднего дарования да еще с более средними средствами к существованию, – этого я не понимаю. Но она и так все знает, а потому я ума не приложу, что такого я мог бы добавить к сказанному, чтобы она пришла в себя.

– Наверное, она его любит. Наверное, дело в сексе. – Последнее слово он произнес громче и резче, и двое мужчин за соседним столиком коротко взглянули в нашу сторону.

– Секс – может быть, – ответил я. – Но я очень сомневаюсь, что она его любит.

Чарльз неодобрительно нахмурился.

– Я не очень понимаю ход твоих мыслей, – сказал он и занялся косточками бараньих котлет, яростно их отскабливая, будто отчаянно стремясь заполучить всю съедобную плоть до последнего кусочка.

Было ясно как божий день: Чарльз не готов признать, что его жена может различать эти два элемента, что она может потакать желаниям своего тела, которые никак не затрагивают ее сердце. Это меня в нем восхитило.

Больше мы почти ничего не сказали. Я знал только: к тому времени, когда я снова оказался на Пикадилли и шагал вдоль аркады «Рица» к метро «Грин-парк», я дал согласие позвонить Эдит и попытаться ее образумить.

Эдит и сама вроде бы была не прочь встретиться – при условии, что я не начну читать ей морали. Нечему и удивляться. У Фрейда есть для этого специальное выражение – «стремление открыться», которое таится в каждом из нас. Она жаждала обсудить все это с кем-нибудь, кто знает всех действующих лиц, и, учитывая, что она ожидала сочувствия от своего слушателя, возможно, я был единственным подходящим кандидатом. Мы остановились на дешевом, но жизнерадостном ресторанчике на Милнер-стрит (увы, его давным-давно уже нет, он пал жертвой застройщиков), куда мы иногда заходили в эпоху ее работы в агентстве по недвижимости. Когда я пришел, она уже сидела в отдельной кабинке в углу. Она повязала голову шелковым шарфом, сильно надвинув его на лоб. Все это было так волнительно.

– Полагаю, тебя Чарльз на это вдохновил?

Я кивнул, поскольку полагал так же.

– Как он там?

– А ты как думаешь?

– Бедный дорогой.

– Вот уж точно.

Она сердито сморщила нос:

– Эй, не заставляй меня чувствовать себя чудовищем.

– Но, по-моему, ты и есть чудовище.

Нас прервали, наверное, как раз вовремя. Подошла официантка. Ну да, было видно с первого взгляда, что Эдит от души наслаждается своим приключением.

– Как там Саймон? – спросил я.

– Ой, просто замечательно! Обедает с новым агентом. Она явно считает его прямым наследником Саймона Маккоркиндейла.

– И это хорошо?

– Очень хорошо, – резко сказала она, бросив на меня предостерегающий взгляд. – В любом случае лучше, чем его прошлый агент, который постоянно был уверен, будто Саймону повезло, что вообще удалось заполучить хоть какую-то роль.

– Он сейчас работает?

– Он вот-вот начнет играть в Бромли. Возобновляют «Ребекку». Они, похоже, надеются, что она перейдет в Вест-Энд.

– Эдит, в аду снег пойдет, когда возобновленная постановка «Ребекки» из Бромли пойдет на лондонских подмостках.

– Ну, они ему так сказали.

– Такие вещи они говорят по двум причинам. Первая – чтобы заманить тебя к себе, вторая – чтобы ты мог сказать своим друзьям что-нибудь не слишком жалкое, когда они спросят, чем ты занимаешься. Это мой мир, не забывай.

Она чуть кивнула:

– Я так понимаю, поэтому Чарльз и попросил именно тебя поговорить со мной. Твоя задача – стряхнуть позолоту с елочной игрушки и открыть мне глаза на неприглядную нищету, таящуюся под яркими лохмотьями. Он уже оставил попытки напомнить мне о неисчислимых блаженствах Бротона, хотя полагаю, мне еще многое предстоит, когда к веселью присоединится Гуджи. – Она вздрогнула в наигранном ужасе.