Джулиан Феллоуз - Снобы

Конечно, это было удивительно точное resume [48] Краткое изложение (фр.). надежд леди Акфилд.

– Разве она так уж не права?

– Как ты плохо знаешь моего брата, – сказала Кэролайн и снова погрузилась в молчание.

Эдит, естественно, хотелось побольше услышать об этом несчастном, измученном человеке, который страдает и тоскует без нее и который благодаря какому-то удивительному чуду уже давно женился на ней. Она недоуменно посмотрела на Кэролайн, и та уступила:

– Во-первых, я не думаю, чтобы Чарльз разделял представления матери о том, кто может стать твоей идеальной преемницей. Скажем прямо, если бы он искал именно это, то нашел бы давно, и без особого труда. Но дело даже не в этом. Чарльз – человек простой. Он способен чувствовать, но его чувства незамысловаты, прямолинейны и глубоки. Он с трудом общается, а флиртовать не умеет совсем.

Эдит вспомнила своего второго возлюбленного, который весь уходил в общение и флирт. И проблема у него была прямо противоположная. Он не умел чувствовать. Кэролайн продолжила:

– Чарльз сделал свой выбор. Выбрал тебя. Ты его жена. И для него это – все. Конец. Я не говорю, что, если бы ты с ним развелась, он не нашел бы себе рано или поздно кого-нибудь, чтобы род не прервался, но в глубине души он бы знал, что потерпел крах и его истинная жена бродит где-то там, с другим мужчиной. И это, дорогая моя, была бы ты.

Остаток пути они проехали молча. Казалось даже, что они ждут следующего поворота сюжета, чтобы можно было продолжить разговор. Они петляли по плоским равнинам Норфолка, пока не свернули на ухоженную, но очень уж затененную дорожку, по сторонам которой высокой стеной стояли рододендроны, а она в свою очередь вывела их на широкий, посыпанный гравием двор большого дома.

Фелтхэм-Плейс перешел к Бротонам в 1811 году, когда тогдашний лорд Бротон женился на Энн Уикхэм, единственной дочери сэра Мармадьюка Уикхэма, шестого баронета и последнего в своем роду. Это был дом времен короля Якова. Нарядный, но не величественный, с витыми каминными трубами, он подходил скорее богатому буржуа, нежели дворянину. Возможно, именно по этой причине семья никогда особо его не любила. Как и многие дома того периода, он стоял в низине, поскольку лишь в конце XVII века, с изобретением водопровода, научились строить дома, из окон которых открывался вид на живописные окрестности. Он мог бы послужить приданым для какой-нибудь из дочерей Бротонов или для наследника, не вступившего в свои права, но были дома и поближе к Акфилду, которые исполняли эти обязанности не хуже, по крайней мере до Второй мировой войны, а в последнее время, как нам известно, наследник предпочел жить с родителями.

В прошлом Фелтхэм сдавали в аренду, но в 1890-е Бротоны забрали его обратно, чтобы там охотиться, и с тех пор сами им управляли, хотя после войны охота в тех краях почти заглохла. Чарльз возобновил ее за последние несколько лет и теперь гордился тем, что мог открывать сезон на триста два дня безо всякой опаски, точно зная, что никто не останется разочарованным. Они с лесником хорошо потрудились: заново высадили живые изгороди и кусты, где могла бы прятаться дичь, перестроили загоны с кормушками, и в целом им удалось сделать так, что эти места выглядели почти так же, как и сто лет назад. Однако у Чарльза не возникало соблазна привезти в Фелтхэм на охоту собственных гостей. К их услугам было великолепие Бротона, а здесь охотились бизнесмены с мобильными телефонами, в спортивных костюмах. За (значительную) дополнительную плату они могли даже оставаться на ночь, и, возможно, именно поэтому Фелтхэм отчасти походил на пансионат.

Уикхэм, построивший эту резиденцию, был фаворитом короля Якова I, и в те времена дворец был намного больше, но любимец короля так и не женился (что не удивительно), и его наследник (племянник) снес две трети здания. Это означало, что кирпичная кладка и каменная резьба фасада, да и по всему дому, были значительно лучше, чем можно было ожидать от здания такого размера. Что касается интерьеров, то вся первоклассная мебель и картины давно уже перекочевали в Бротон, а бо́льшая часть того, что осталось, относилась к концу XIX века, когда дом снова стал выполнять функции охотничьего домика. Обитые кожей неуклюжие честерфилдовские диваны и кресла предоставляли отдых усталому путнику, а стены были увешаны портретами кисти малоизвестных художников и унылыми картинами с охотничьими сценками. И все-таки сами комнаты были довольно милы, а лестница – чуть ли не единственное, что сохранилось здесь со времен фаворита короля Якова, – просто великолепна.

Эдит попала сюда впервые. В представлении Чарльза этот дом был чем-то вроде офиса в его еженедельном расписании. Он относился к нему как к деловому проекту и почти не участвовал в местной светской жизни, если не считать случайных появлений на деревенской ярмарке и ежегодных коктейлей для тех из ближайших соседей, кто мог бы возражать против охоты в этих краях, если за ними время от времени не поухаживать. Довольно часто он останавливался у Камноров – их дом в четырех милях отсюда был бесконечно больше и роскошнее, – чтобы не обременять пожилую пару, которая присматривала за домом, необходимостью открывать спальню.

Кэролайн подъехала к дверям, и женщины вошли в просторный, сумрачный холл, который занимал две трети фасада. Его украшало оружие, подаренное Уикхэмам и Бротонам в свое время, но, кроме этого, никаких ярких штрихов в помещении не было – коричневые панели на стенах и чуть менее приятного оттенка коричневая кожаная мебель.

– Чарльз! – позвала Кэролайн.

День выдался прохладный, и внутри было заметно холоднее, чем снаружи. Эдит плотно закуталась в пальто.

– Чарльз! – снова крикнула Кэролайн и пошла к двери, которая вела на лестницу, а затем в бывшую столовую, которая теперь служила Чарльзу кабинетом. Эдит следовала за ней.

Комната была заставлена письменными столами и шкафами для хранения документов, холод слегка смягчал электронагреватель в камине, казалось, его открытые спирали одним своим существованием нарушали все мыслимые правила пожарной безопасности.

Они так и стояли, когда противоположная дверь отворилась и на пороге в замешательстве появился Чарльз. К собственному изумлению и даже удовольствию, Эдит поняла, что ее поразило, как он выглядит. Куда девался лощеный джентри, который всегда как будто собирался на съемки для рекламы «Барберри»? Эдит поразило, что ее разборчивый муж выглядит неряшливым и неухоженным. Можно даже сказать, грязным. Ее удивленный взгляд застал его врасплох, и он запустил пятерню в волосы и взъерошил их.

– Привет, – улыбнулся он. – А вот вы, значит, приехали.