Мюриэл Спарк - Утешители

– Продажа освященных облаток поставлена у них на широкую ногу, – сказала Элеонора.

– Продажа чего? – переспросила Каролина, в первый раз серьезно встревожившись, с тех пор как разговор пошел о черной мессе.

– Сомневаюсь, чтобы там придавали значение, освященные облатки или нет, – сказал Лоуренс.

– Я думаю, что придают, – возразил Эрнест. – Боюсь, что именно в этом, по всей видимости, смысл черной мессы.

– В наше время черную мессу служат крайне редко, – сказала Каролина. – Сатанизм выдохся в двадцатые годы.

– Неужели? – спросила Элеонора, готовая оспорить ее слова.

Лоуренс перебил ее вопросом:

– Почему ты сказала, что твоему бывшему мужу место в тюрьме?

– Не лезь в чужие дела, дорогуша, – сказала Элеонора, скривившись в пьяной ухмылке.

– Ты не знаешь, состоит ли с ним в родстве некая Джорджина Хогг?

– Как я понимаю, – заметила Каролина, – мы дошли до той стадии, когда каждый разглагольствует о собственной одержимости, не считаясь…

– Меня заинтересовало, – объяснил Лоуренс, – что на портсигаре Элеоноры тот же самый герб, что и на некоторых вещах Джорджины.

Элеонора не ответила. Ее лицо приняло выражение пьяного отупения, под которым она, возможно, скрыла свои чувства.

– Быть может, обе фамилии происходят от одного корня, – предположила Каролина. – Хогг и Хогарт.

По пути в гардероб Каролине пришлось взять Элеонору под руку, чтобы та не упала, хотя она чувствовала, что и по ее членам пробегают легкие электрические разряды. В туалете Элеонора немного ожила и, крася губы, перешла на роль «как женщина – женщине».

– Мужики – болваны. И прошу тебя, Каролина, держись от Барона подальше. Лоуренс что-то говорил о женщине по фамилии Хогг? Я не разобрала – так напилась, что в сон тянет.

В подтверждение она зевнула во весь рот.

Каролина ответила с преувеличенной точностью, ей не хотелось повторять то, что Элеонора уже знала.

– Да, говорил. Много лет тому назад она была нянькой или гувернанткой у Мандерсов. Лоуренс подумал, что между ней и твоим мужем может быть какая-то связь, потому что герб на твоем портсигаре, судя по всему, тот же самый, что на вещах миссис Хогг.

– Нянька с семейным гербом?

– Судя по всему. Такое вполне возможно, – сказала Каролина.

– Возможно, фамилии Хогг и Хогарт происходят от одного корня, – произнесла Элеонора, словно не слышала сделанного ранее предположения Каролины и эта мысль только что пришла в голову ей самой.

– Вот именно, – произнесла Каролина и заметила, что Элеонора осталась недовольна резкостью и окончательностью ее ответа.

Пока они ждали пальто, Элеонора спросила:

– Где ты сейчас живешь?

– На Куинз-Гейт, совсем близко от нашей прошлой квартиры.

– А Лоуренс?

– Лоуренс живет все там же.

– Официально, как я понимаю? – спросила Элеонора.

– Что ты имеешь в виду?

– Керри, милочка, я слышала, что Лоуренс не смог расстаться с тобой и задержался в твоей новой квартире.

– Ну, это на короткий срок. Я плохо себя чувствовала.

– На короткий срок! Вам, католикам, все сходит с рук. Вы, можно сказать, только и делаете, что забегаете в исповедальню между очередными «короткими сроками».

– Мы спим в разных комнатах, если ты это имеешь в виду. – Каролина страшно на себя разозлилась за то, что стала себя защищать, хотя никакой защиты не требовалось. Лоуренсу это тоже не понравилось бы. – Я ценю дружбу неизмеримо выше эротики, – прибавила она, попытавшись сгладить неловкость, но только усугубила ее.

Лоуренс и Эрнест ждали их с такси.

– Давай пройдемся, подышим свежим воздухом, – сказала Каролина Лоуренсу.

– Тогда и мы прогуляемся с вами, будет очень мило, – сказала Элеонора.

Но Эрнест с присущим ему тактом усадил ее в такси. Прежде чем распрощаться, Элеонора произнесла заплетающимся языком:

– Ты уж, Лоуренс, заботься о Каролине. Она только что мне сказала, что вы спите в разных комнатах. Это вы хорошо придумали, только не проболтайтесь. Но в любом случае это должно действовать вам на нервы. Немудрено, что Каролина одержима.

На другой день они вместо того, чтобы отправиться поездом, выехали из Лондона на машине, хотя «эм-джи» Лоуренса давно пора было отдать в ремонт. Но они поздно встали и потратили время на бессмысленные разговоры сперва об Элеоноре, которая, по их единодушному мнению, была «бедняжкой», потом о самих себе.

Ночью Каролина почти не спала. Начать с того, что она пожелала Лоуренсу, который спал в кухне на раскладушке, спокойной ночи уже в пятом часу утра. Около получаса она пролежала без сна, затем застучала пишущая машинка и следом раздались голоса. При Лоуренсе это случилось впервые.

Услышав знакомый стук, она тихо позвала Лоуренса. Он был практически рядом, всего в паре метров, а дверь в кухню стояла открытой.

– Ты спишь?

Он мгновенно проснулся:

– Что такое?

– Оставайся у себя, только слушай. Опять этот звук. Не шуми.

Голоса уже завели свой речитатив. Она включила свет и схватила блокнотик и карандаш. Начало она пропустила и начала записывать со слов:

…вместо того, чтобы отправиться поездом, выехали из Лондона на машине, хотя «эм-джи» Лоуренса давно пора было отдать в ремонт. Но они поздно встали и потратили время на бессмысленные разговоры сперва об Элеоноре, которая, по их единодушному мнению, была «бедняжкой», потом о самих себе. Тюк. Тюк.

– Ты это слышал? – окликнула она Лоуренса.

– Нет, милая, я ничего не слышал.

Он встал с раскладушки и вошел с тревожным выражением на лице.

– С тобой все в порядке?

Она сидела в постели, изучая стенографическую запись.

– Ничего не понимаю, – заявила она. – Ровным счетом ничего.

И она прочитала ему записанное.

– Твои мысли опережают время. Не волнуйся о завтрашнем дне. Мы сможем поспать подольше и уехать поездом ближе к вечеру.

– Эти слова не я придумала, мне их сказали, – заявила она, но как-то не очень уверенно.

– Мне перебраться к тебе?

– Сперва приготовь чаю.

Он занялся чаем, а Каролина осталась в постели разглядывать стенограмму.

Он принес чай и сказал:

– Переберусь-ка я к тебе.

Диван-кровать был полуторный, так что место для него с трудом, но нашлось бы. Каролина, прихлебывая чай, обдумывала, как быть, и наконец заявила:

– Я и одна справлюсь, честное слово.

– На кухне холодно, – сказал Лоуренс.

Он начал устраиваться.

– Я положу между нами подушку, – решила Каролина.

– Может, лучше хлебный нож и молитвенник?

– Исчезни.

– Я одного хочу – хорошо выспаться.

– Я тоже, – сказала она.

В конце концов они перенесли из кухни раскладушку и приставили ее к дивану-кровати. Он подумал о том, какие странные, почти внетелесные сексуальные отношения будут связывать их отныне, раз Каролина считает теперь их грехом. О том же подумала и она.