Уинстон Грэм - Росс Полдарк

Том Карн развернулся и зашагал через мост. Демельза, переминаясь с ноги на ногу, смотрела, как отец медленно идет по зеленой долине, и отчаянно, даже зло молила Бога – одному ли богу они молились? – чтобы он не встретил на пути Росса.

– Телят еще покормить надо, – сказала Пруди, – а мои бедные ноженьки совсем разболелись. Иногда мне хочется отпилить все пальцы. Вот так бы взяла садовую пилу и отпилила их один за другим.

– На, держи, – ответила ей Демельза.

– Что держи?

– Нож разделочный. Поотрубай их, глядишь – и полегчает.

– Тебе бы все шуточки шутить. – Пруди вытерла нос рукой. – Не до смеха поди будет, когда нож вопьется в косточки. А ведь я бы так и сделала, если б не знала, что Джуду без моих ног никак. В постели он всегда говорит, что у меня ножки как добрая нагретая сковородка. Даже лучше, потому что они за ночь не остывают.

Если даже и придется уйти, думала Демельза, то совсем не обязательно уходить так скоро. Отец сказал, что Нелли родит в августе. Завтра – последний день мая. Побудет там месяц, дольше-то и не надо, и вернется.

Девушка покачала головой. Нет, так не получится. Если вернется домой, то наверняка там и останется. А кто у них всем заправляет, кожаный ремень с пряжкой или религиозное рвение, не так уж и важно. Запрягут ее, и будет пахать как прежде. Демельза попыталась вспомнить, как выглядела вдова Чегвидден за прилавком своего магазинчика. Темненькая, невысокая, полная, с пушистыми волосами под кружевным чепцом. Похожа на одну из этих черных куриц с красным гребешком, которые никогда не откладывают яйца в ящик, а всегда их прячут. А к тому времени, когда найдешь кладку, окажется, что несушка уже сидит на дюжине и ждет пополнения. Нелли Чегвидден стала Карну хорошей женой, но вот станет ли она хорошей мачехой для его дочери? Может, совсем даже наоборот.

Демельзе не нужна была мачеха, и отец не был нужен, и даже все ее братья тоже. Она не боялась работы, но не хотела работать в доме, где никогда не чувствовала доброго к себе отношения. А здесь, в Нампаре, сколько бы у нее ни было обязанностей, она была свободна. Демельза работала вместе с людьми, которые смогли ее полюбить, и прислуживала человеку, которого обожала. Она стала по-другому смотреть на мир. Пока ее не взяли в этот дом, она и не знала, что такое быть счастливой. Здесь она расцвела. Думать, разговаривать, размышлять – все было для нее в новинку, ведь прежде она росла, как маленький зверек, для которого главное – выжить, найти пропитание и удовлетворить самые скромные свои потребности. И вот теперь это закончится. Все новое в ее жизни исчезнет, как пламя свечи под колпачком, и она его больше никогда не увидит.

Не обращая внимания на причитания Пруди, Демельза набрала ведро похлебки из овса и пошла кормить шестерых телят. Телята обрадовались, расшумелись и принялись тыкаться мокрыми носами ей в ноги. Демельза стояла и смотрела, как они едят.

Отец, спрашивая, не грешит ли она с капитаном Полдарком, имел в виду то же самое, о чем думали женщины в Грамблере и Соле, когда с завистью смотрели ей вслед. Они все думали, что Росс…

Демельза покраснела и с презрением ухмыльнулась. Люди любят выдумать что-нибудь этакое, совершенно не похожее на правду. Неужели они думают, что если бы она… если бы Росс… Разве стала бы она тогда жить и дышать, как обычная прислуга? Нет. Ее бы так распирало от гордости, что все сразу узнали бы правду, и не надо было бы шептаться у нее за спиной и вынюхивать подробности.

Чтобы Росс Полдарк уложил к себе в постель девочку, которую подобрал и отмыл под холодной струей из водокачки, которую бранил и учил, с которой шутил и смеялся, когда они выбирали сардины в Соле! Конечно, Росс мужчина, и наверняка ему, как любому мужчине, хочется получать удовольствие от женщины. Может, он его и получает, когда уезжает в город. Но Демельза будет последней, к кому он обратится в поисках такого удовольствия. Он знает ее как свои пять пальцев, в ней нет никакой загадки, у нее нет красивых платьев, румян и пудры, нет от него никаких тайн и секретов. Люди глупые, они просто не могут выдумать ничего умнее.

Телята вертелись у девушки под ногами, терлись о нее головами, хватали влажными мясистыми губами за руки и за подол платья. Демельза их расталкивала, а они снова ее окружали. Совсем как мысли. Мысли, как чужих людей, так и ее собственные, одновременно одолевали Демельзу, они давили на нее, тревожили, лукавые и невыносимые, непристойные и многообещающие, навязчивые и вселяющие надежду.

Демельза, вдруг, в одночасье повзрослев, впервые поняла, насколько глуп ее отец. Да если бы между нею и Россом и впрямь было то, о чем он думал, разве стала бы она слушать его уговоры вернуться домой?

Нет, она бы так прямо и сказала ему: «Вернуться? Да никогда! Мой дом здесь!»

Может, и правда ее дом здесь? А вдруг Росс не захочет ее отпускать? Но он не испытывает к ней никаких особенных чувств, просто он добрый и заботливый. Скоро он привыкнет к тому, что Демельза больше не сидит с ним в гостиной. Точно так же, как когда-то привык к ее компании. Нет, просто доброты тут мало…

Один теленок наскочил на ведро, и оно откатилось в другой конец хлева. Демельза пошла за ведром, подобрала его, и в эту самую секунду, в темном углу, ей в голову пришла самая ужасная мысль в ее жизни. Эта мысль настолько испугала девушку, что она даже выронила ведро. Ведро с грохотом покатилось по полу и замерло. Несколько секунд Демельза стояла, ухватившись за перегородку.

Нет, это безумие. Росс подумает, что она выпила, и выгонит из дома, как обещал после той потасовки с Джудом.

Но она должна решиться на это. Как ни крути, а должна… Терять ей нечего. Правда, уходя, она унесет с собой его презрение. Слишком высокая цена. И, даже добившись успеха, она может заслужить его презрение. Но зато она не уйдет. Демельза снова подняла ведро и так крепко сжала ручку, что костяшки пальцев побелели.

Телята снова начали тыкаться мордами в подол платья и хватать ее губами за руки. Демельза сникла. Ее не беспокоило, правильно это будет или нет. Она боялась, что Росс станет ее презирать.

«Ну и глупость пришла тебе в голову, – сказала она себе. – Забудь. Похорони эту мысль. И никогда больше не вспоминай».

Демельза нетерпеливо растолкала телят и пошла обратно в дом. Пруди все еще сидела в кухне и терла грязным полотенцем свои мозолистые ступни.

Вся кухня провоняла ее ногами. Она продолжала ворчать и, возможно, даже не заметила, что Демельза выходила из дома.

– Вот в один из таких денечков возьму и помру в одночасье. Тогда крепко пожалеете, что изводили меня. Очень даже пожалеете. Но мне-то уже лучше не станет от этой вашей жалости. Какой прок обливаться горькими слезами над хладным трупом? А разве много мне надо? Только капельку доброты, пока меня еще земля носит. – Пруди подняла голову и посмотрела на Демельзу. – Только не говори, что простыла.