Рафаэль Жермен - Ежевичная водка для разбитого сердца

Позавчерашний день я провела, донимая их, пока они не уговорили меня вернуться домой и несколько часов поспать, на что я, скрепя сердце, согласилась. Они хотели покоя, а я наивно убедила себя, что смогу лучше разобраться в себе, когда проснусь, что было, конечно, не так. Я все-таки перезвонила Максиму, скрестив пальцы в надежде попасть на автоответчик: не то, чтобы я лучше лгала голосовой почте, но предпочитала не слышать, как собеседник в трубке мне не верит. Конечно же, Максим ответил сам, и я объяснила ему, что не прячусь, просто похмелье, усталость, в общем, хочу провести уик-энд «спокойненько». («Спокойненько?» – повторила Катрин, которая пришла ко мне после моей сиесты, и я жестом показала ей, что сама не понимаю, откуда взялось это дурацкое слово.) Я не знала, поверил ли мне Максим или просто лгал убедительнее меня, но трубку я повесила с улыбкой, и мне стало немного легче.

– Нет ничего приятнее, чем откладывать свои проблемы на потом, а? – сказала Катрин, на что я ответила прочувствованным «м-м-мм». – Что ты будешь делать, когда он позвонит в понедельник?

– М-М-ММ! – повторила я.

Она посмотрела на меня, улыбаясь:

– Думаешь, что к понедельнику ответ придет сам собой, да?

Не найдя, что сказать, я села на кровать с котами на руках. Катрин, понаблюдав за мной немного, с жалостью склонила голову и заявила:

– Ладно. Пошли обратно к нам. Жалко мне тебя…

Через два стакана вина – а может, дюжину, – изрядно под хмельком, я с пафосом объявила, что я – одна из самых счастливых женщин на свете, потому что два замечательных человека влюблены в меня.

– Ты невыносима , – сказала мне Катрин. И я была совершенно с ней согласна, но не могла не поражаться вслух своему везению и иронии судьбы, мешавшей мне им насладиться.

«It was the best of times, it was the worst of times» [74], – без конца повторяла я в свой стакан с вином, чувствуя себя глубокомысленной и проницательной.

Следующий день я провела в том же состоянии полнейшей нерешительности, дойдя до того, что хотела позвонить Жюли Вейе и потребовать у нее ясного и четкого ответа. Я, правда, перестала донимать Катрин и Никола, что-то несуразное писала и разговаривала с котами, пока около шести мне не позвонила встревоженная Катрин:

– Мы не слышали твоих стонов весь день, вот и подумали: «Или она умерла, или приняла решение». Первая версия показалась нам более правдоподобной, и мы забеспокоились.

Я натужно посмеялась, но дала себе обещание, что не пророню ни слова о моей дилемме завтра в клинике оплодотворения. Что мне, наверно, удалось бы, если бы Катрин не подняла тему сама, и теперь я снова грызла себя, а она рядом со мной упорно не поднимала глаз от буклета.

– И вообще, – сказала я наконец, – я не решила, что брошу Максима или что бы то ни было.

– Да уж, меня бы это удивило, – отозвалась Катрин, не поднимая головы.

– Мой отец думает, что мне надо бросить обоих. Но это несколько абсурдно, в той мере…

– Твой отец?

– Да… я звонила отцу сегодня утром.

– Чтобы спросить у него совета.

Катрин отложила буклет и смотрела на меня с улыбочкой.

– Ну да…

– Ты, правда, совсем запуталась, а? Уж если ты обращаешься к Биллу за советом в сердечных делах, значит, дела твои хреновые…

– Хватит!

Катрин от души смеялась. Знать бы, подумалось мне, я отвлекла бы ее своими проблемами гораздо раньше.

– И Билл посоветовал тебе бросить обоих?

– Да. Это его слова.

– В этом что-то есть, – признала Катрин. – И вообще, кому сейчас нужен мужчина, а?

Она подмигнула мне, помахав перед моим носом брошюрой под названием: «Найти донора: простой и индивидуальный подход», и тут ее вызвали к доктору.

Мы вошли в маленький бездушный кабинетик, где врач жестом пригласил нас сесть. Он порылся в стопке бумаг на столе и, подняв голову, спросил:

– Мадам Сароян?

– Это я, – ответила Катрин, вдруг превратившаяся в испуганную девчонку.

– А вы сожительница? – спросил врач меня.

– Нет, нет, просто подруга. Я ее сопровождаю.

Врач кивнул:

– Итак, вы хотите родить ребенка одна?

– Да, – сказала Катрин. – Знаете, как это бывает: тридцать четыре года, друга нет, и вдруг говоришь себе: вау, мне же вот-вот сорок?!

Я с тревогой покосилась на нее: откуда взялся этот дурной номер художественной самодеятельности? Врач, разумеется, и не думал смеяться, и Катрин не унималась:

– Я не знаю, есть ли в формулярах определение «не в меру эмоциональная холостячка», но… это я!

Она помедлила, и я чуть не взмолилась: «Пожалуйста, не добавляй: «Вот та-а-ак!», но она уже прижала руки к щекам и выпалила весело и почти пронзительно:

– Вот та-а-ак!

– Так… – сказал врач, который, надо полагать, привык к не в меру эмоциональным холостячкам. – На первом этапе, мадам Сароян, мы определим ваши потребности и убедимся, что вы владеете всей необходимой информацией, чтобы принять адекватное решение.

Я посмотрела на его круглое лицо, голубые глаза и седую бородку, придававшую ему вид доброго дедушки, и подумала, что начало неплохое. Он выглядел немного усталым, и его вряд ли вдохновляла мысль сделать еще одну не в меру эмоциональную холостячку матерью, но дело свое он явно знал. Катрин, правда, была, похоже, другого мнения.

– Мое решение принято, – сказала она.

– В решении таких вопросов есть несколько этапов, мадам Сароян. Вы пока прошли только один, на следующем мы с вами поработаем вместе.

– Я не понимаю, – упрямо фыркнула Катрин. Она загадочным образом откровенно глупела, когда не хотела чего-то понимать.

– Я хочу сказать, что решение родить ребенка одной, без отца, многогранно. Мы вместе рассмотрим все грани, что позволит вам взглянуть на проблему глобально и принять верное решение.

– Но я уже приняла решение, – повторила Катрин. Я закатила глаза, а врач откашлялся. Сейчас заговорит чересчур терпеливым тоном, как всегда говорят люди, на самом деле нетерпеливые, подумала я.

И действительно, он, словно обращаясь к непоседливому ребенку, сказал:

– Я прекрасно понимаю, что вы говорите, мадам Сароян. Но я здесь для того, чтобы помочь вам пройти путь до окончательного решения.

Катрин повернулась ко мне:

– Он что, не врубается?

– Не говори при нем так, будто его здесь нет, – процедила я тихо сквозь зубы, как будто доктор, сидевший примерно в метре от нас, мог не услышать.

– Я хочу родить ребенка, – сказала Катрин на сей раз доктору. – Я. Хочу. Родить. Ребенка.

Я прикрыла лицо рукой. Мне было неловко, как будто мое чадо кому-то надерзило.

– И пусть у меня нет друга или мужа, но я не одна, у меня есть люди, которые готовы мне помочь, и я все обдумала. И я бы рада смотреть на все спокойно и не нервничать, доктор, но вы лучше меня знаете, что мне не двадцать пять, времени думать больше нет.