Джон Долан - Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь

Несколько недель спустя я понял, что лучше сидеть на противоположной от заправки стороне дороги: там на тротуаре стоял один из зеленых технических ящиков, к которому я мог прислониться. Меня мучил артрит, а там сидеть было удобнее, да и вид оттуда был лучше. Слева был лондонский Сити, а старые викторианские дома на Хай-стрит стояли прямо напротив. Сочетание было ошеломляющим.

Я научил Джорджа сидеть со стаканчиком, как будто это он просит денег. Это преследовало две цели: во-первых, привлекало внимание, так что нам давали больше денег, а во-вторых, я чувствовал себя не таким жалким, ведь стаканчик стоял не прямо передо мной. Я с трудом верил, что Джордж смог достичь столь многого. Когда я впервые встретил его, он был свершенно неуправляемым. Я и подумать не мог, что выдрессирую его так, что он несколько часов подряд будет спокойно сидеть на шумной и многолюдной улице.

Я всегда думал о том, как бы выбраться с улицы и вместе с Джорджем начать нормальную жизнь. В Шордиче я видел самые разные проявления искусства и стал спрашивать себя, смогу ли заработать несколько фунтов, если начну рисовать. Некоторые образчики уличного искусства казались не особенно впечатляющими, и это заставило меня задуматься о том, чтобы использовать своей небольшой талант.

Как вы понимаете, я не лопался от уверенности в себе. Уже много лет я ничего не рисовал и даже не представлял, на что теперь способен.

«Не нужно, наверное, быть Пикассо, чтобы заработать несколько фунтов», – убеждал я себя, глядя на Джорджа и думая о том, что его нужно кормить и обеспечить теплым жильем.

– Что скажешь?

– Просто сделай это, – ответил Джордж, ну или ответил бы, если бы мог. – Давай начистоту, что еще ты умеешь делать?

– Ничего.

– Тогда вперед.

– Но что, если я разучился рисовать? Мы окажемся в полном дерьме.

– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Да и что ты теряешь?

Такие мысли целыми днями, если не неделями, кружили в моей голове. Я продолжал тянуть время, но однажды мне стало так скучно просто сидеть и просить милостыню, что я принялся набрасывать одно из старых зданий напротив. Едва начав, я почувствовал возбуждение. У меня все получалось, а суета и толкотня вокруг, казалось, стихли, пока я прорисовывал архитектурные детали. Настроение поднялось, словно у меня появилась цель. Я не ожидал этого, а еще было очень приятно не сидеть без дела, ожидая, пока кто-нибудь бросит мелочь Джорджу в стаканчик.

Набросок оказался совсем не плох, и на следующий день я нарисовал то же здание, решив кое-что улучшить. Это был дом номер 187 по Шордич-Хай-стрит, в котором когда-то был магазин «Кожа и замша». Раньше я рисовал только лица и фигуры, но сейчас меня восхищали старые здания, которые я видел, сидя на тротуаре. Чем более обветшалыми они были, тем интереснее казались. Я выбрал самые старые и разрушенные здания, которые мог видеть оттуда, где сидел, и начал зарисовывать их в мельчайших деталях – с поврежденной кирпичной кладкой, осыпавшимися дверными проемами и выщербленными подоконниками. Я зарисовывал даже граффити и росписи, которые покрывали крыши.

Держа в руке ручку и рисуя, я ощущал приток свежего воздуха. Мне очень нравилось больше не чувствовать себя попрошайкой. Теперь я как будто говорил прохожим: «Я художник в поисках работы», а не: «Подкиньте немного мелочи…» Я не строил никаких планов или иллюзий, но чувствовал себя гораздо лучше.

Первые рисунки не были совершенны, но даже в самый плохой день я понимал, что мне просто нужно больше практиковаться. Поэтому я снова и снова рисовал одни и те же здания. Я учился, делая набросок за наброском. Тогда я не планировал продавать свои рисунки, ведь ни один из них не был окончен и я не считал, что они достаточно хороши, хоть и чувствовал, что двигаюсь вперед.

Кроме того, я понимал, что, даже если бы нарисовал здания на Хай-стрит так, что рисунки можно было бы продать, они не принесли бы мне много денег. Я начал думать, что смог бы больше заработать, если бы научился рисовать акварелью. Тогда я мог бы отправиться в Хэмпстед, нарисовать там несколько дорогих домов и попытаться продать рисунки их богатым владельцам.

– Дружище, пожелай мне удачи, – каждый день говорил я Джорджу, когда усаживался у зеленого ящика. – От этого зависит наше будущее.

Перед Джорджем всегда стоял стаканчик, и пес сидел очень спокойно. Каждый день он смотрел на стаканчик, затем переводил взгляд на мою бумагу и ручки, будто говорил:

– Пора бы уж тебе заняться делом.

Потом он садился и погружался в размышления, а я приступал к работе.

Как только набралось достаточно денег, я купил в художественном магазине чуть выше по улице хорошую бумагу и черные ручки с тонким стержнем. Снова и снова я рисовал ряды грязных каминных труб, покосившиеся телевизионные антенны, граффити и траву, которая росла на крышах, фрагменты зданий и мельчайшие детали кирпичной кладки.

Два дома – 187-й и 189-й по Шордич-Хай-стрит – я нарисовал не меньше двух тысяч раз, а то и больше, стараясь правильно передать все детали. Возможно, вам это покажется скучным, но мне так никогда не казалось. То, что я делал, не напоминало мне бесконечное копирование натюрморта, на котором изображена ваза с фруктами. Да, я каждый день сидел на одном и том же месте, но вид оттуда всегда открывался разный. Леса на зданиях и рукава для сброса мусора появлялись и исчезали, витрины магазинов менялись; дополнительное разнообразие вносили студенты, толпившиеся на тротуарах и одевавшиеся самым удивительным образом.

Городской ландшафт менялся и с каждым днем становился лучше. Я видел, как окружающее пространство прямо на глазах превращалось в огромную коллекцию уличного искусства и культуры, и мне хотелось запечатлеть старый Шордич, пока не станет слишком поздно. Я никогда не рисовал людей, мне были интересны только старые здания, но вдохновляла меня именно атмосфера улицы.

Через месяц или два я заметил, что у меня кое-что получается, и начал чувствовать себя настоящим художником, хотя иногда я смотрел на свои рисунки и думал, что это полное фуфло.

– Что скажешь? – спрашивал я Джорджа, когда он смотрел на меня.

Клянусь, он отвечал:

– Полное фуфло.

Я понимал, что мне нужно развиваться, но знал, что и сделано уже немало. Я выходил на улицу в любую погоду, не пропускал ни дня. Когда шел дождь, я обматывал себя и Джорджа черными мусорными пакетами, а когда становилось холодно, закутывал Джорджа в старое непродуваемое пальто. Я выворачивал его наизнанку и обхватывал рукавами спину пса, так что он оказывался внутри уютного одеяла. Он никогда не жаловался и, чтобы облегчить мне задачу, не двигался, пока я его укутывал.