Том Кокс - Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами

Хотел бы я верить, что если дом начнет заполнять дым, то живущие со мной пушистые балбесы догадаются выскочить на улицу через одну из двух кошачьих дверец. Но у меня такой уверенности нет. Да и откуда ей взяться? Кое-кому из моих питомцев не хватает ума вспомнить даже то, что после вылизывания язык надо сунуть назад в рот. Другие не могут прожить и дня без неприятностей: то у них лапа в ошейнике застрянет, то кошачью дверцу заклинит, то они обожгут себе передние лапы, изучая электроплиту. Разве эти животные сообразят, что отличает «обычное тепло» от «опасного для жизни пламени»? А вдруг во время пожара за окном пойдет снег? Они встанут перед выбором между холодной белой гадостью и медленным красивым тлением перегревшейся розетки – и что, по-вашему, предпочтут? Ответ очевиден.

Перед самым Рождеством 2008 года я прочел в новостях о спасении из пожара шестерых бакингемширских котов. К сообщению прилагался милейший снимок: пожарный держит миниатюрную кислородную маску у морды рыже-белого котика. Грустная и одновременно жизнеутверждающая история. О чем она говорит? О том, что при виде комнаты, полной дыма, коты далеко не всегда бегут из дома, часто их первое побуждение – просто спрятаться.

Мои фантазии подпитывают не только картины непотушенных свечей. Не раз бывало такое, что я возвращался домой проверить, не зажег ли Пабло или Джанет хвостом газовую конфорку; убедившись, что не зажег, я с полдороги вновь бежал назад – вдруг я не выключил воду в раковине, закрытой пробкой, а рядом с ней кто-нибудь без моего ведома установил розетку под напряжением?

В 2007 году мы с Ди выбрались в долгожданный отпуск в Сомерсет. По дороге мое воображение рисовало не бушующий за спиной пожар, а беспомощную Бутси, которая застряла за батареей в прихожей. С одной стороны, у меня были веские основания для тревоги: миниатюрная Бутси любила залезать под деревянный экран той самой батареи, а потом не могла выбраться. К тому же на приличном расстоянии от дома наша прихожая вдруг превратилась в самое жаркое место на свете – особенно в июне.

С другой стороны, как бы Бутси очутилась в прихожей? Я бегал туда-сюда, носил в багажник тяжелые сумки, входная дверь стояла нараспашку, а за ней со свистом мчали машины. От такой суматохи Бутси, даже если б и сунула нос в прихожую, тут же удрала бы назад в дом. К тому же нашу кошку отличает завидный голос. Если бы она застряла за батареей, об этом сразу узнал бы весь дом. Трудно представить, чтобы мы такое не услышали. Трудно – но я каким-то волшебным образом смог. Свернув с лондонской кольцевой, дальше я повез Ди в Суиндон, а себя – в помрачение рассудка. Я снова и снова мысленно проигрывал свои последние действия перед отъездом, пока не пришел к убеждению: в эту саму минуту крошечное обезвоженное тельце Бутси понапрасну хрипит о помощи. Если бы мы не наняли в тот день одну даму по имени Сара для кое-какой работы в саду и не позвонили бы ей с просьбой глянуть в почтовую щель, нет ли в прихожей котов, – я бы без малейших угрызений совести развернул машину и проделал обратный путь в четыреста миль.

Больше в моей жизни не было временны́х отрезков, которые заслуживали бы гордого названия «отпуск». Причин тому несколько. Во-первых, мне не хотелось никого обременять просьбой покормить котов. Во-вторых, я свято верил, что если отдать моих бандитов в кошачью гостиницу, то они затаят на меня злобу на веки вечные. Ну а главное – в начале 2009 года у Джанета диагностировали гиперфункцию щитовидной железы.

Ему прописали розовые пилюли – по две за раз. Как я их только в Джанета не заталкивал! Заворачивал его в полотенце, чесал шейку, угощал паштетом, даже игрушечным духовым ружьем пользовался. Самым удачным способом, пожалуй, оказалось прятать пилюли в баночке с рублеными мясными консервами. Однако и это срабатывало не всегда. Словом, хоть у меня есть прекрасные друзья, и на них можно положиться в беде, я обязан себя спросить: существует ли такая степень близости, при которой я рискнул бы попросить друга целую неделю ковыряться в рубленом мясе?

Теперь Медведь с Джанетом официально состарились. Но процесс старения проходил у них очень по-разному. Медведь уже при нашей первой встрече был раздражительным увядшим старцем с непомерным чувством собственного достоинства. Если он на несколько дней исчезал, то обязательно приходил назад с какой-нибудь новой хворью или боевым шрамом. Однако с тех пор Медведь заметно помолодел.

Конечно, его походке не хватает юношеской бодрости. Она больше похожа на поспешное бегство кота от воображаемой адской гончей (или заскучавшего Шипли). Зато морда и манеры Медведя сделали ставку на молодость, которой у него толком не было. Он и раньше всегда смотрел мне в глаза, что котам не свойственно, однако со временем взгляд его становился все ярче, а шерсть – по крайней мере между приступами блошиной аллергии – все роскошнее. Медведя иногда путают с Шипли – к большой досаде первого, – но лишь те, кто плохо его знает. Медведь выглядит куда экзотичнее: напоминает одновременно лисенка и поросенка.

К пятнадцати годам Медведь, насколько мне известно, так и не убил ни одной живой души, зато стал намного игривее. Когда он жует-мутузит одну из своих многочисленных сигар с кошачьей мятой, то временами нервно посматривает через плечо – словно понимает, что такое поведение ниже его достоинства. Поэтому он бдит, как бы коты, уступающие Медведю в интеллекте, не застукали его за столь примитивным занятием. Медведь по-прежнему держится ото всех в стороне и мастерски прячется, но порой проявляет новую склонность – к эксгибиционизму. Как-то я купил своим мурлыкам затейливую когтеточку с патетическим названием «Кискины танцы у шеста». Медведь, не теряя равновесия, тут же умостил попу на центральной жердочке – нашел свой эквивалент Четвертого постамента с Трафальгарской площади. С этого места он может свысока наблюдать за разными отбросами общества и размышлять о жизни. Если в доме полно гостей, Медведь теперь выходит к ним гораздо чаще, чем раньше: выбирает себе самого возбужденного или самого грустного человека и целенаправленно трусит к нему фирменной вихляющей походкой, пристально глядя в глаза.

Почтенный возраст подарил Медведю любовь – в «лице» Печеньки, немолодой упитанной рыжей кошечки. Ее хозяева, Дебора и Дэвид, живут рядом с нами и уверяют, что этот роман не заходит дальше бесед через забор, пламенных взглядов сквозь соседское кухонное окно (подглядывает Медведь) и кокетливо-ворчливых упреков (ворчит Печенька). Такое вот у наших котов бабье лето. Прошло уже два года, а пламя их любви и не думает угасать.

С Джанетом все совсем наоборот. Жизнерадостный увалень в молодости, он к 2008 году превратился в капризного сумасброда и заметно сдал физически. С той самой минуты, когда юный Шипли впервые увидел Джанета, они хотя бы раз в день обязательно находили время для борцовского поединка. Драки эти больше напоминали игру, в них превосходство Джанета проверялось, но не оспаривалось – не то что во время стычек Ральфа с Пабло. Иногда, конечно, в ходе поединка коты оббивали головой мебель, а в воздухе летали клочья шерсти, но противники никогда не загоняли друг друга в угол, не шипели оттуда и не рычали. Теперь же Джанет стал уклоняться от предложений Шипли помериться силами – он смущенно убегал, прятался под стол или стул и сидел там, взволнованно и тяжело дыша. Одновременно Джанет начал больше есть. Он чаще, чем раньше, подкарауливал меня на лестнице: кидался под ноги, колотил меня передними лапами, просунув их между перилами. Уже много лет при любых неприятностях Джанет издавал своеобразный «пуко-шип». Выходило у него это непревзойденно и в прошлом частенько вызывало у нас недоумение: каким местом он производит сей дивный звук? Теперь же сомнения исчезли: вопль сделался громче и проникновеннее.