Уильям Голдинг - На край света (трилогия)

– Пью ваше здоровье. И глаз цел? И даже не оглохли?

– Где бренди, гарсон? Решено, капитан, я напишу вас буквально за символическую плату, и ваша дальнейшая служба…

Андерсон за своим концом стола пригнулся так, что казалось – вот-вот прыгнет. Кулаки сжались, стакан покатился и зазвенел. Если прежде он рявкал, то теперь зарычал во все горло:

– Какая служба, идиот? Неужели вам не ясно, что война окончена и нас вот-вот спишут на берег, всех до единого?

Наступила тишина. Даже Брокльбанк, казалось, сообразил, что кругом творится что-то не то. Он уронил голову на грудь, потом вздернул подбородок и обвел всех бессмысленными глазами. Взгляд его обрел некую цель. Все мы, один за другим, повернулись в ту же сторону.

В дверях стоял Саммерс.

– Сэр. Я заглянул к мистеру Колли, сэр. Кажется, он умер.

Мы начали подниматься из-за стола – медленно, один за другим, переходя от первоначального оцепенения к осознанию случившегося. Я поглядел на капитана. Лицо его, только что бывшее багровым от злости, вмиг побледнело и стало совершенно непроницаемым. Во всяком случае, я не смог разглядеть на нем ни трепета, ни облегчения, ни грусти, ни восторга.

Бесстрастный, точно фигура на носу корабля, капитан заговорил первым:

– Господа, к сожалению, печальное происшествие вынуждает меня прервать наш ужин.

– Разумеется, капитан.

– Хоукинс, проводите пассажира в каюту. Мистер Тальбот, мистер Олдмедоу, будьте так любезны осмотреть тело, дабы подтвердить выводы мистера Саммерса. Я, со своей стороны, сделаю то же самое. Боюсь, злоупотребление спиртным привело пастора к печальному концу.

– Что вы зовете злоупотреблением, сэр? Одну-единственную случайную ошибку?

– О чем вы, мистер Тальбот?

– Так и запишете в судовом журнале?

Капитан отлично владел собой.

– Это уж я решу сам и в свое время, мистер Тальбот.

Я молча поклонился. Мы с Олдмедоу вышли, за нами то ли вытащили, то ли вынесли Брокльбанка. Замыкал шествие капитан. Казалось, все до единого пассажиры, во всяком случае, с кормовой части корабля, собрались в коридоре, молча взирая на дверь каюты Колли. Матросы, из тех, что не были заняты на вахте, и большинство переселенцев собрались у белой линии, делившей палубу пополам, и следили за нами также в полной тишине. Должно быть, кругом все-таки раздавались какие-то звуки – свист ветра, плеск волн о борт корабля, – однако я их не слышал. Толпа расступилась, пропуская нас. Вход в каюту сторожил Виллер – белые облачка волос, лысина, мирное, покойное лицо, – при всем желании не могу сравнить его ни с кем, кроме как со святым, знающим все о путях и горестях этого мира. При виде капитана он поклонился с таким раболепием, будто к нему перешла мантия бедного, подобострастного Колли. И хотя при жизни священнику прислуживал Филлипс, именно Виллер отворил нам дверь и отступил в сторону. Капитан лишь на миг заглянул в каюту, тут же вышел и направился к трапу, на ходу махнув мне, чтобы я заходил. Не скрою, подчинился я без особой радости. Бедняга Колли все так же лежал на кровати, вцепившись в рым-болт, однако одеяло на нем было отогнуто, обнажая шею и щеку. Дрожащими пальцами я прикоснулся к лицу несчастного и тут же отдернул руку, словно обжегшись. Не было никакой нужды наклоняться и проверять его дыхание. Я вышел к молчаливой толпе и кивнул Олдмедоу, который сменил меня, облизнув бледные губы. Он внутри также не задержался.

– Итак, мистер Тальбот? – обернулся ко мне Саммерс.

– Ни одно живое существо не может быть таким холодным.

Мистер Олдмедоу закатил глаза и мягко сполз по переборке. Виллер, с выражением безграничного понимания на лице, пристроил голову блестящего офицера меж его собственных колен. И тут – кто же явился к нам в самый неподходящий из все неподходящих моментов, как не наш Силен [35]? Брокльбанк, то ли чуть протрезвевший, то ли, напротив, находящийся в крайней степени опьянения, вывалился из каюты, оттолкнув своих дам, пытавшихся его удержать. Женщины взвизгнули и тут же стихли, потрясенные этим новым поворотом событий. Брокльбанк, в одной рубахе, спотыкаясь и махая руками, рванулся в каюту Колли, на ходу отшвырнув Саммерса – да с такой силой, что тот закрутился на месте.

– Знаю я! – ревел он. – Вше, вше знаю! Я живопишец, я вше вижу! И вовше он не умер, а ушнул! Штакан доброго вина прогонит шлабошть, и нервная горячка…

Я метнулся следом за художником, сгреб его и отбросил в сторону. Ко мне присоединились Саммерс и Виллер, все вместе мы споткнулись об Олдмедоу – нет-нет, смерть есть смерть, ее надо описывать серьезно, – и выкатились в коридор, где собравшиеся вновь встретили нас гробовым молчанием. В некоторых ситуациях лучшая реакция – никакой реакции вовсе; пожалуй, им всем стоило бы разойтись. Кое-как мы затащили продолжавшего толковать о пользе спиртного Брокльбанка в его каюту, к смущенным, притихшим женщинам.

– Тихо, тихо, дружище, ложитесь-ка в койку, – бормотал я.

– Нервная горячка – такая штука…

– Да что еще за слабость?! Укладывайтесь, вам говорят! Миссис Брокльбанк, мисс Брокльбанк, ради всего святого!..

Дамы опомнились и помогли мне. Я выскочил из каюты, захлопнул дверь и тут же увидел, как Андерсон сбегает по трапу обратно в коридор.

– Итак, господа?

– Как мы установили, капитан Андерсон, мистер Колли мертв, – ответил я сразу и за себя, и за Олдмедоу.

– А почему до меня доносились крики о какой-то там «нервной горячке»? – прищурился капитан.

Из каюты Колли вышел Саммерс и закрыл за собой дверь. Этот жест вежливости в таких обстоятельствах выглядел довольно курьезно. Лейтенант переводил взгляд с меня на капитана и обратно. Пришлось отвечать – без всякой охоты, но что еще оставалось делать?

– Это замечание, сэр, принадлежало мистеру Брокльбанку, который, судя по всему, несколько не в себе.

Готов поклясться, что у капитана вновь заблестели глаза, а на щеках наметились ямочки. Он оглядел толпу свидетелей.

– Тем не менее у мистера Брокльбанка имеется кое-какой медицинский опыт!

Прежде чем я успел хоть что-либо возразить, Андерсон скомандовал в своей прежней, деспотической манере:

– Мистер Саммерс, проследите за тем, чтобы были сделаны необходимые приготовления.

– Есть, сэр.

Андерсон удалился бодрым шагом, а Саммерс продолжил раздавать приказания тоном, до боли напоминавшим капитанский:

– Мистер Виллис!

– Да, сэр!

– Вызовите на корму парусных дел мастера, его помощников да трех матросов покрепче. Возьмите тех, кто не на вахте и отбывает наказание.

– Есть, сэр.

И никакой тебе показной печали – верной спутницы профессиональных гробовщиков. Мистер Виллис бегом унесся наверх, а лейтенант обратился к пассажирам в своем привычном, мягком тоне: