Уильям Голдинг - На край света (трилогия)

– Нет, нет! С правой ноги, сэр!

Кое-как нам удалось попасть в такт. Я умолял леди Сомерсет позволить ее протеже пересесть на наш корабль – там есть каюта, – иначе столь нежное существо будет страдать и дальше. Но леди Сомерсет неожиданно проявила настоящий здравый смысл, как выяснилось впоследствии.

– Полноте, мистер Тальбот. Нам известно, кто страдает, а кто будет страдать и дальше.

– Я не могу позволить, чтобы обстоятельства оказались сильнее меня!

– Естественное желание для молодого человека. Это материя поэтическая, но мне, поклоннице муз, отведена роль, которую высмеивают все поэты.

– Нет, мадам!

– О да. Если бы вы были в себе, мистер Тальбот, и не страдали от ушибов, вы видели бы все в другом свете. Марион находится под моей опекой. Она должна остаться на «Алкионе». И никак иначе. Утром вы придете в себя и… и…

Больше она ничего не произнесла, и некоторое время мы танцевали молча. Похоже, поведение Девереля докучало мисс Чамли, но я ничего не мог поделать. Однако… Если гора не идет к Магомету…

Танец кончился, чему я был весьма рад, как и тому, что мисс Чамли едва позволила Деверелю проводить ее на место, причем, не скрываясь, шла отдельно от него.

Возвратив леди Сомерсет ее супругу, я подошел к мисс Чамли и обнаружил, что на моем месте, склонившись к ней, сидит Деверель.

– Мистер Деверель, это мой стул.

– Эдмунд, лорд Тальбот. Поздравляю с повышением, мой мальчик. У вас самый высокий титул во всей Атлантике – отличный щелчок для Гремящей утробы и Бурдюка с ветрами.

Мисс Чамли, которая не успела удобно расположиться на стуле, быстро предложила подышать воздухом, потому что, сказала она, усиленно обмахиваясь веером, «атмосфера тут нестерпимая для того, кто недавно отбыл из Англии». Я предложил ей руку, и мы поднялись к поручням шканцев, где по крайней мере после тесноты было свободно. Хотелось бы мне создать фон для беседы – со всеми атрибутами тропической ночи: звездами, морем темного бархата, испещренным фосфоресцирующими блестками, но увы! Шанс использовать такую декорацию я потратил на интрижку с мисс Брокльбанк, которой теперь стыдился и которая, казалось мне (пусть это и смешно), меня испачкала. Я чувствовал себя до того грязным – если бы только она знала… это юное и нежное существо не вынесло бы даже моего прикосновения! Да, и кто же теперь методист?

А сцена между тем соответствовала ощущению моего нового состояния: плотный туман, пропитанный зловонием из-за долгого пребывания в одном месте двух переполненных кораблей. Мы стояли лицом друг к другу у поручней. Я смотрел вниз, на нее; она смотрела вверх, на меня. Веер двигался все медленнее и медленнее. Губы ее раздвинулись, словно она что-то беззвучно произнесла. Нет, простому смертному этого не стерпеть.

– Мисс Чамли, я что-нибудь придумаю. Мы не должны расстаться! Неужели вы не чувствуете, не понимаете? Я предлагаю вам – что же я могу вам предложить? Испорченную карьеру, и весь остаток жизни, и…

Но Марион почти не слушала. Она смотрела вниз, на шкафут, затем, взволнованно дыша, быстро повернулась в другую сторону. Я тоже глянул вниз. Деверель опустил бокал, который поднял в ее честь, вытянул правую руку и, держась за мачту, проковылял три шага. Скрестив ноги, он схватил бокал с подноса, что проносил мимо Филлипс, и с видом, который иначе как отчаянной бравадой не назовешь, поднял его в сторону капитана Андерсона – и выпил! Действо это, следует помнить, происходило на глазах у публики с обоих кораблей – на глазах у всего населения нашего города! Капитан Андерсон нагнулся на стуле вперед, опуская голову, и хоть он и сидел к нам спиной, я знал, что он выпятил нижнюю челюсть и угрожающе набычился. Следующий танец еще не начался, оркестр не играл. Каждое слово капитана было слышно всем.

– Мистер Деверель, вы под арестом и вам запрещено пить. Немедленно вернитесь к себе и не выходите.

Никогда я не видал столь злобного взгляда, как тот, которым Деверель одарил капитана. Лейтенант поднял бокал – не так, как поднимают, чтобы пить, – замахнулся, словно хотел метнуть его в Андерсона, но, должно быть, некий проблеск здравого смысла остановил его. Он отворотился и швырнул бокал в шпигат.

– Чертов Андерсон!

К Деверелю подскочил Камбершам и схватил за плечо:

– Тихо, болван эдакий! Молчите уже!

Он сердито встряхнул лейтенанта и наполовину увел, наполовину уволок прочь. Они скрылись в коридоре под полуютом. Кругом раздались громкие голоса и смех. Грянула музыка.

– Мисс Чамли, давайте останемся здесь.

– Не могу же я разочаровать мистера Тейлора.

– Маленького Томми! Ну, он у меня выслушает… Пусть бережет уши… Смотрите! Вон его ведет мистер Аскью, и как раз за ухо. Видно, совершил какую-то провинность. Вы лишились партнера, мадам, и потому мы останемся здесь, покуда не кончится танец, а затем я снова буду вас просить. Или вы возражаете?

– Я ваша пленница.

– Если бы так! Но вы милосердны и вняли моей искренней мольбе.

Внизу сэр Генри и капитан Андерсон поднялись с мест.

– Прошу вас на несколько слов, сэр Генри. На мостик?

Оба капитана поднялись по трапу на шканцы.

Мисс Чамли прошептала:

– Может, нам вернуться?

Я прижал к губам палец. Капитаны прошли мимо нас и еще раз поднялись по трапу. Они расхаживали взад-вперед, и до нас, то приближаясь, то удаляясь, долетали их голоса.

– …из тех Деверелей? Вот несчастье!

Потом:

– Нет, нет, Андерсон. Для военного суда нужно время. А у меня, вы знаете, четкий приказ.

И еще:

– Надеюсь, вы так или иначе изыщете способ понизить в должности того, кому имеете право сами присудить наказание – вот молодой болван! К тому же – Деверель! Нет, нет, Андерсон. Это ваше судно и ваш человек. Я ничего, знаете ли, не слыхал: увлекся беседой с нареченной мистера Преттимена. Выдающаяся женщина.

Мисс Чамли снова прошептала:

– Нам следует вернуться.

– Мы на виду у доброй половины нашего маленького мирка, мисс Чамли. Боже, что они собираются делать?

На полубаке собрались матросы. Они танцевали собственную кадриль! Их кадриль, скажу без обиняков, пародировала нашу, и пародия была мастерски исполнена! Думаю, паршивцы и сами не понимали, насколько ловко они нас высмеивали. Они, конечно, не исполняли полагающиеся фигуры танца, но двигались более чем величавой поступью, приседая и кланяясь, и немало преуспели в своей затее. Юнец в юбке из парусины, который чуть не падал в обморок всякий раз, как с кем-то встречался, несомненно, изображал леди Сомерсет! Появился немолодой приземистый человек, на плечах которого сидел юнга. Вместе они достигали немалого роста, и остальное общество выказывало им презабавное почтение. Стоял шум, смех, все хлопали, и музыка – танец, которого лишился юный мистер Тейлор, – была едва слышна. Мисс Чамли с горящими глазами наблюдала за танцующими на полубаке.