Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла

– Бегущие мужчины все же могут остановиться и убить женщину, – прошипел я. – Кроме того, я приказал вам оставаться с Годарзом и Гафарном. Вот почему.

– Ты будешь нас бить, господин, за непослушание? – смеясь, спросила Проксима.

– Ты намерен уложить нас себе на колено и отшлепать? – прибавила Галлия.

Последний вариант казался наиболее привлекательным. Я ничего не ответил. К данному моменту резня уже переместилась дальше, а мы поехали назад, пробираясь между мертвыми и умирающими, по большей части римлянами, там, где битва протекала особенно ожесточенно и противники остервенело разили и рубили друг друга. Потом перед нами оказались тела тех, кто пытался бежать, – с характерными ранами в спине. Я тихонько уговаривал Рема, успокаивал его, а он нервно вскидывал голову, когда слышал стоны и крики тех, кто лежал на земле. У некоторых были вспороты животы, и их внутренности валялись в траве, у других на головах виднелись зияющие рубленые раны. Некоторые сидели и недоверчиво пялились на собственную отрубленную руку или ногу, лежащую рядом, не отдавая себе отчета, что кровь вместе с жизнью вытекает из обрубка. Женщины замолчали; несомненно, они впервые увидели горы окровавленных трупов, оставшихся после битвы.

Годарза и Гафарна я нашел сидящими на земле вместе с воинами резерва рядом с их привязанными лошадьми. И еще больше разозлился, когда подумал, что могло случиться с Галлией; но злость тут же испарилась, когда люди начали шумно поздравлять меня с победой. Подскочил Гафарн, и я передал женщинам поводья их лошадей, а затем спешился.

– С победой, принц! – Гафарн весь сиял.

– Великий день! – добавил Годарз и потряс мне руку.

Остальные собрались вокруг и тоже протягивали мне руки. Их лица сияли восхищением и радостью, и, должен признаться, я гордился тем, что я их командир. Хотя сами они участия в битве не принимали, но повиновались приказу и оставались там, где им велели. По крайней мере, большинство. Когда вся эта суета немного утихла, я оттащил Гафарна и Годарза в сторону и потребовал объяснить, каким образом Галлия и Праксима оказались на поле боя.

– Они, должно быть, все заранее приготовили, принц, – сказал Гафарн.

А Годарз продолжил:

– Диана пришла к нам, сказала, что плохо себя чувствует, и быстренько упала в обморок. Ну, мы занялись ею, а Галлия и Праксима тем временем ускользнули. Когда мы заметили их отсутствие, было уже поздно. Хитрющие они обе, этого у них не отнять.

– Да, это так, – согласился я. Не было смысла делать им выговор, да и в любом случае это оказалось бы неуместно при всеобщем ликовании. Я поблагодарил их обоих, а потом отправился разыскивать нарушительниц дисциплины. И нашел их вместе с Дианой возле корыт с водой – они поздравляли друг дружку и расседлывали своих коней. Галлия стащила с головы шлем и расплела волосы. Выглядела она так же обольстительно, как всегда.

– Поздравляю вас, мои госпожи, вы здорово всех обхитрили, – сказал я. – Хотя в следующий раз вам, возможно, больше понравится подчиняться приказам, как подчинились остальные мои конники.

– Мы не можем просто стоять и бездельничать, когда римляне совсем рядом, – сказала Галлия, сверкая глазами.

– Мы одержали большую победу, так что давайте будем благодарны за это. Что же до вас двоих, все, чего я требую, – подчинения приказам. Войско не может существовать без дисциплины.

– Ты великий полководец и предводитель конницы, мой господин, – вдруг заявила Праксима. – И мы гордимся, что служим тебе, – после чего она опустилась на колени и низко поклонилась.

Ее лесть поставила меня в неудобное положение, я даже почувствовал, что краснею.

– Ну, хорошо, я… Ладно, мне надо доложить Спартаку… – пробормотал я и быстренько скрылся. Опять они меня провели! Может, произвести их в командиры? Нет, я тут же отверг эту идиотскую мысль. Рем немного запылился, так что я оставил его на попечение Годарза и конюхов, снял с себя шлем, плащ, оставил лук и колчан, а сам взял другого коня и отправился разыскивать Спартака. Эмоциональный подъем, вызванный схваткой, уже прошел, руки и ноги начали ныть и болеть, но не дрожали. Я проехал мимо воинов, группами возвращавшихся в лагерь, в свои палатки. Дисциплина в нашем войске была установлена хорошая, все собирались по своим центуриям, хотя наши ряды поредели. Многие были в повязках, у других виднелись раны на лице и голове, но большинство, кажется, остались целы и невредимы и пребывали в отличном настроении. Я нашел Каста среди германцев. Я окликнул его, подъехал ближе, спешился, и мы обнялись. У него обнаружилась рана над правым глазом.

Он хлопнул меня по плечу:

– Да на тебе ни царапины! Ты в бою-то участвовал?

– Не так активно, как ты, это понятно.

– Какой-то римский ублюдок хотел ткнуть меня в глаз, но я его первым ударил. Вначале была сплошь кровавая каша, но потом они побежали, и я вдруг обнаружил, что и сам бегу, как заяц от собак, пытаясь их нагнать! Они побросали оружие и побежали! Потрясающе! Думаю, кто-то из моих ребят все еще гонится за ними. Я оставил там Ганника, велел собрать всех и вести обратно. Надо бы доложить Спартаку, если, конечно, он уже вернулся.

Позади нас раздалось знакомое ворчание Акмона.

– Выше головы! Нечего горбиться, даже если немного поразвлеклись и повоевали!

Мы отошли в сторону, и он прошел мимо во главе колонны фракийцев, которые только что гонялись за убегающими римлянами. Позади него несли на носилках тело мертвого римлянина.

– Еще живы, значит, – окликнул нас Акмон. – Поглядите на этого, может, вам понравится.

– Где Спартак? – спросил я.

– У себя в шатре, надо полагать, женщины его сейчас перевязывают.

– Он ранен? – встревоженно спросил Каст.

– Ничего серьезного, – ответил Акмон.

Добравшись до шатра, мы увидели там Клавдию – она зашивала рану на левой руке Спартака иголкой с толстой ниткой, а огромный фракиец сидел в кресле и пил вино, пока она этим занималась. Казалось, он больше злился, чем страдал от боли. Спартак кивнул мне и Касту, когда мы вошли, потом нахмурился, увидев носилки с мертвым римлянином, которые внесли в шатер и поставили перед ним.

– Мне тут вовсе не нужны трупы, – сказала Клавдия.

– Извини, госпожа, – сказал Акмон, – но это очень важный труп.

– Кто это? – спросил Спартак.

Акмон протянул Спартаку свиток, испачканный кровью.

– Мы нашли его лежащим лицом вниз со стрелой в спине, а это обнаружили в седельной сумке его коня. Там сказано, что это консул Публий Вариний, направленный народом и Сенатом Рима на подавление восстания рабов.

Спартак встал с кресла и осмотрел тело, лежащее на носилках лицом вниз.

– Кажется, это моя стрела, – сказал я.