Рейнбоу Рауэлл - Верность

– Посмотри, какая кухня, – чуть помолчав, предложил Линкольн и закрыл дверь. – Ну, вот такая. Отсюда все видно. А вот спальня.

Мать прошла за ним, бросила взгляд на новый матрас.

– Ванная вон там. Правда, крошечная.

Она вошла в ванную, осмотрелась, опустилась на сиденье у окна.

– Хорошо, правда? – спросил он.

Мать посмотрела на него и кивнула:

– Красиво. Я и представить не могла, что здесь ты можешь найти такую квартиру.

– Я тоже.

– И потолки какие высокие…

– Даже на третьем этаже.

– А окна… Это здесь жила Дорис? – (Линкольн кивнул.) – Тебе она больше подходит.

Он хотел улыбнуться, на душе было гораздо легче, но в матери было что-то такое – в голосе, в том, как она сидела, – что подсказывало ему: не надо.

– Не понимаю только, – заговорила она, прислоняясь к стеклу, – зачем…

– Что – зачем?

– Хорошо здесь, – продолжала она, – красиво. Не понимаю только, зачем ты съехал, ведь необходимости никакой не было. Девушки нет. Зачем же ты выбрал одиночество? – (Линкольн не знал, что ответить.) – Пока живешь дома, можешь хоть на что-нибудь деньги откладывать, – сказала она, – места тебе хватает, делать можешь что хочешь. Я нужна – я всегда рядом. Зачем же? Только не говори, – заторопилась она, – что все так делают. Потому что… какая разница, кто как делает? И потом, это даже не правда. Это недавно пошла такая мода – западная. Разрывать семью на кусочки. А вот если бы тебе некуда было податься, когда ты из Калифорнии приехал? Если бы я сказала тебе то же самое, что сказала мне моя мать, когда я ушла от отца Ив? «Ты девочка большая, – услышала я тогда, – все, выросла». Большая… А мне двадцать лет всего было. И одна… Я то в одном доме ночевала, то в другом, на диванах спала, как собачонка. Да еще с дочкой, совсем крошечной. Ив такая маленькая была. Так и спала здесь, – она показала себе на грудь, – я все время боялась, что она свалится или в подушках задохнется. Нельзя, Линкольн, отгораживаться. Не нужно быть одному. Почему тебе этого хочется?

Линкольн прислонился к стене спальни и съехал вниз, усевшись на чугунную батарею.

– Просто потому… – начал он.

– Почему же?

– Что мне нужно жить своей жизнью.

– А сейчас ты своей жизнью не живешь? – спросила мать. – Вот уж точно – я никогда не лезу с советами, что и как тебе делать.

– Да, это правда, только…

– Что только?

– Я не чувствую, что живу своей жизнью.

– Как это?

– Пока я живу дома, я живу твоей жизнью. Как будто я еще маленький.

– Ну и глупо, – заметила она.

– Может, и глупо.

– Твоя жизнь начинается с рождения. А если уж совсем точно, то даже раньше.

– Понимаешь, пока я с тобой, я не буду… Я не… Ну, как Джордж Джефферсон.

– Из телесериала?

– Вот именно. Джордж Джефферсон. Пока он играл во «Всей семьей», эта история про Арчи Банкера оставалась более-менее интересной. У него не было ничего своего. Ни сцен, ни второстепенных героев. Я не знаю, кто видел его дом. Но как только Джордж начал играть сам, как только у него появилась комната, кухня и еще, по-моему, спальня и даже лифт, ему стало где развернуться. Вот так и с этой квартирой. Хоть что-то мое.

– Ну, не знаю… – Мать с недоверием посмотрела на Линкольна. – Никогда не смотрела «Джефферсонов».

– А «Роду»? – спросил он.

Она нахмурилась:

– Значит, ты говоришь, что хочешь стать звездой шоу. Что же мне теперь – начинать стареть?

– Да нет же. Не закрыли же «Всей семьей», когда начались «Джефферсоны».

– Хватит о телевидении. Перестань говорить мне, что на что похоже.

– Ладно, – согласился Линкольн, стараясь мыслить как можно яснее. – Я хочу жить своей жизнью. А ты чтобы жила своей жизнью. Отдельно.

– Но ты и есть моя жизнь! – взорвалась мать и сердито заплакала. – Как родился – сразу и стал моей жизнью. Ты и Ив – самое важное для меня. Как мне от вас отделиться?

Линкольн молчал. Мать, выходя из комнаты, прошла мимо него. Он сполз по стене на пол и закрыл лицо руками.

Линкольн просидел так минут двадцать, пока не заметил, что усталость сильнее вины и гнева. Он поднялся и прошел в гостиную. Мать сидела там на полу, уставившись на подсвечник.

– Возьми с застекленной террасы диван, – сказала она, – тот, коричневый. У нас мебели и так много. Он здесь хорошо встанет. В этом свете будет казаться почти бордовым. – (Он кивнул.) – В комиссионке я тебе хороших тарелок присмотрю. Не покупай эту пластиковую дрянь. Знаешь, она ведь проникает в кровь и помогает вырабатывать эстроген. Он находится в жировых клетках и вызывает рак груди, а у мужчин не знаю, что делает. Если бы я раньше знала, что тебе нужны тарелки. Вчера я видела в «Гудвилле» целый сервиз, с масленкой, солонкой и прочим. С миленькими такими голубыми маргаритками. Рисунок не очень мужской, но все-таки…

– Я не капризный, – заметил Линкольн.

Она закивала:

– Из своей комнаты бери что хочешь, а можешь все оставить. Эта комната останется твоей, как у Ив. Когда захочется – приходи, я всегда тебя жду. Это и твой дом, и мой.

– Хорошо, – ответил он. – Спасибо.

Линкольн подошел к матери и, протянув руки, поднял ее с пола. Она встала и принялась разглаживать свою длинную юбку.

– Сестра, конечно, уже знает, – сказала она.

– Нет, – возразил он.

– А, вот и хорошо. Может, я ей позвоню. Может, она захочет помочь мне купить тебе все для кухни.

– Конечно, – ответил Линкольн, крепко обнял ее, прижал к себе и пожалел, что не додумался до этого раньше.

– А квартира и правда очень красивая, – кивнула мать.

Ив позвонила Линкольну на работу на следующий день. Она сказала только: «Вот и молодец» – и еще: «Я тобой горжусь». Сестра предложила помощь Джейка-старшего. «Да там только диван», – ответил Линкольн. «Все равно», – настояла Ив. Везти было и правда немного: только вещи да компьютер.

На следующей неделе он каждый день заезжал к матери домой поужинать, а уезжал от нее с коробками тарелок и стаканов. Или с журнальным столиком, который еле умещался на заднем сиденье. Или с вышитыми вручную полотенцами.

– Какое старье! – воскликнула Ив, когда оказалась наконец у него. – Как будто ты снял квартиру после смерти чьей-то бабушки.

– А мне нравится, – возразил он.

– Я тебе куплю что-нибудь из нержавейки, – пообещала она, – что-нибудь совсем-совсем холостяцкое.

От:Бет Фремонт

Кому:Дженнифер Скрибнер-Снайдер

Дата:Вторник, 29.02.2000, 15:48

Тема:Я рассказала Дереку о Крисе…

И вот теперь вся восточная часть отдела новостей в курсе, что я одна. Пришла Мелисса и гладила меня по руке минут двадцать, не меньше. Пообещала, что сводит меня в один очень горячий клуб – ее послушать. Там от стены до стены одни мальчишки и по будням после десяти вечера наливают за полцены яблочный мартини.