Рейнбоу Рауэлл - Верность

Конечно, это было бессовестное вторжение в Вашу личную жизнь, за которое я приношу свои глубочайшие извинения.

Я не стану обвинять Вас, если Вы на меня рассердитесь. Я все равно ухожу. Ни в коем случае не надо было мне устраиваться на эту работу, мне не нравится, каким человеком я на ней стал.

Пишу это потому, что обязан извиниться перед Вами – пусть даже так, трусливо, без подписи – и должен Вас предупредить насчет использования компьютера компании для личной переписки.

Еще раз приношу свои извинения.

Он согнул листок, вложил его в конверт, заклеил, пока не передумал и не переписал его. Не нужно ей было знать, что он ее любит. Не нужно было делать это письмо более жестким, чем оно получилось.

Линкольн давал Бет надежное доказательство, что он читал ее письма, но он не знал еще, что из этого выйдет. Грег не уволил бы его, даже если бы хотел. Но он вряд ли хотел. Работа Линкольна была читать почту. Грег разрешал ему читать чуть ли не все подряд, даже то, что флажками не помечалось. В положении Линкольна Грег мог бы обойтись с ним и гораздо строже.

Линкольну хотелось выговориться. Очень хотелось извиниться. И сделать так, чтобы о возврате не могло быть и речи.

В отделе новостей было темно. Он включил свет, подошел к столу Бет, положил конверт на стол и для верности даже приклеил его скотчем, чтобы не свалилось. А потом вышел.

Хватит, хватит, хватит.

На следующее утро, без двадцати восемь, Линкольна разбудил телефонный звонок. Это был Грег. Он злился как черт, но все же очень хотел, чтобы Линкольн передумал.

– Не собираюсь я передумывать, – проговорил Линкольн, не открывая глаз.

Грег предложил зарплату больше, намного больше, так что Линкольн даже пожалел, что не ушел еще раньше, до того, как созрел для такого шага.

– Ты даже две недели не отработал, – сказал Грег.

– Да, тут я неправ. Ты уж извини.

– Ну на две недели-то хоть выйди.

– Не могу, – ответил Линкольн. – Прости.

– Работу другую нашел?

– Нет еще.

Грег поорал еще, потом успокоился и сказал, что может, если понадобится, дать ему рекомендацию.

– И что же ты напишешь, – поинтересовался Линкольн, – что я прекрасно умею сидеть на заднице?

– Не только, – возразил Грег. – Сколько раз тебе говорить? Ты поддерживал огонь в очаге. Кто-то же должен отвечать на звонок: «Компьютерная скорая слушает».

– Да найдешь ты таких отвечальщиков.

– Не льсти себя надеждой, – вздохнул Грег, – на ночную работу только чокнутые соглашаются.

Линкольну было интересно, прочла ли Бет его записку – наверное, нет еще – и напишет ли на него жалобу. Но из-за этого не хотелось даже волноваться. Он очень надеялся, что записка ее не испугает, не собирался он ее пугать. Может быть, надо было тщательнее все обдумать.

В субботу утром Линкольн проехал по Восемьдесят четвертой улице и Вест-Додж-роуд смотреть, как будут сносить кинотеатр «Индиан-Хиллс». Накануне с него сняли всю рекламу, очистили стены. Остались только экран и коробка. На парковке собралась уже довольно большая толпа, но Линкольн остановился подальше – на парковке у магазина, где продавались пончики, прямо напротив, – и поэтому не различал лиц. Где-то через час он зашел, купил себе пару пончиков, пакет молока, газету. Перед тем как сесть за стол, он выбросил все страницы, кроме раздела объявлений.

Вынул тот старый блокнот на спирали, раскрыл его посередине. На своем списке. На полях страницы объявлений он переписал четыре пункта:

19. Возвращает к жизни компьютеры. Распутывает цепочки и бусы.

23. Помогает.

5. Не волнуется о том, о чем и правда не надо волноваться.

И наконец:

36. ДОБРЫЙ.

Предложений для компьютерщиков было полно. Он вычеркнул все, что было неясно, расплывчато, примерно так: «Нужны хорошие люди».

Одно он обвел кружком: «Требуется старший технический специалист по компьютерам. Университет Сент-Джеймс, факультет сестринского дела. Полная ставка. Обучение + социальный пакет».

Ив поддразнивала, что теперь он работает в кампусе и все время только и говорит что о занятиях. После первого семестра она заметила:

– Ты как будто на машине времени в школу вернулся. Что за привязанность такая? Жизни не мыслишь без запаха пыльных классов?

Может быть, она была права. Пыльные классы… Скрипучие стулья… Просторные зеленые лужайки…

В деканате факультета сестринского дела у Линкольна был свой стол. Он был единственным мужчиной и единственным человеком моложе сорока пяти лет. Своими познаниями в компьютере он сразил офисных дам наповал. К нему относились как к магу и волшебнику. У него был стол, но сидеть за ним вовсе не надо было. А надо было ходить по классам и следить, чтобы все везде работало как часы.

Отвечал он и за интернет-безопасность – собственно, за то только, чтобы вовремя обновлялись антивирусные программы и никто не открывал подозрительные приложения. Его начальник в отделе информационных технологий сказал, что на всем факультете никто ни разу не зашел на порносайт и что, кроме порнухи и азартных игр, люди вольны делать в Сети что угодно.

– А фильтр электронной почты у вас стоит? – спросил Линкольн.

– Шутите? – удивился начальник. – Чтобы совет факультета рвал и метал?

Линкольн думал о Бет. И впервые думал о ней все время, без перерыва.

Он подписался на газету и теперь мог читать ее обзоры за завтраком, а потом перечитывать за ужином. Ему хотелось разгадать, как она их пишет. Радуется ли? Не слишком ли строга к романтическим комедиям? Или, наоборот, снисходительна?

Эти статьи не давали угаснуть воспоминаниям о ней, а ему, пожалуй, этого не очень хотелось. Внутри него словно все время горел фонарик. От его света иногда бывало больно – когда статья Бет оказывалась особенно смешной или вдумчивой или когда за словами ему приоткрывалось то, что он о ней знал. Но и боль мало-помалу утихала. Время шло, и становилось лучше, легче. Если он только сам этого хотел.

Когда осенью начались занятия, Линкольн начал было встречаться с преподавательницей литературы Средних веков, страстно увлеченной своим предметом женщиной лет тридцати пяти. У нее были крутые бедра и прямо срезанная челка, а рассуждая о «Беовульфе», она только что не впадала в экстаз. Ярко-зеленой ручкой преподавательница подчеркивала фразы в его газете и писала на полях: «Точно» или «Иронично, правда?». Он подумывал пригласить ее куда-нибудь, когда семестр подойдет к концу. Или, может, записаться на семинар, который она вела для старших курсов.

Одна из соседок Линкольна по офису делала попытки свести его со своей дочерью Невин, которая писала рекламные тексты и курила экологически чистые сигареты. Несколько раз они встречались, и Невин понравилась Линкольну настолько, что он даже ходил с ней на свадьбу Джастина и Дены.