Марк Хелприн - Солдат великой войны

— А как же он ее достанет? — спросил Алессандро. — Ты хочешь, чтобы он утонул?

— Пусть доплывет, — фыркнул Николо.

— Нет, — последовал ответ. — Монета для маленького мальчика.

Николо бросил монету у края и раскатал рукав. Ему не хотелось расставаться даже с одной лирой.

— Весь этот дурацкий город спит. Представляете, ни одного огонька, ни единого…

— Я видел один, когда мы вошли в город, на перекрестке.

— Но не в самом городе. Не могу поверить. Только десять вечера. Сейчас на виа Венето жизнь только начинается, — заявил он с таким видом, будто появлялся там каждый вечер.

— Ты завсегдатай виа Венето? — спросил Алессандро.

— Иногда бываю.

— И что ты там делаешь?

— Смотрю на женщин, — признался Николо и так покраснел, что даже в темноте Алессандро пробормотал: «Pomodoro» [9] Pomodorо — помидор ( ит .). .

— Неплохое местечко, чтобы смотреть на женщин, — согласился Алессандро. — Их там множество, а ты с ними знакомился?

— Не совсем… — Голос Николо упал до хриплого шепота.

— Ты когда-нибудь спал с женщиной?

— Еще нет, — стыдясь, признался Николо.

— Не переживай, — успокоил его Алессандро. — Переспишь. Ты, вероятно, даже не знаешь, что женщинам хочется переспать с тобой не меньше, чем тебе с ними.

— Правда?

— Это правда, но я знаю, что ты мне не поверишь. Я бы в твоем возрасте тоже не поверил. В любом случае, это нечто такое, чего нельзя принимать полностью. Если такое случится, это трагедия, означающая, что ты стал павлином. Ты даже не начнешь соображать, что к чему, пока не станешь гораздо старше. Будь только уверен, что все получится. Ты молодой, серьезный, у тебя хорошая работа. Я думаю, женщин наверняка будет тянуть к тому, кто делает пропеллеры.

— Вы так думаете?

— Да. Это почетно, необычно, интересно, перспективно. Конечно, это не медицина и не юриспруденция, но кто посмеет утверждать, что ты, проявив упорство и трудолюбие, не сможешь стать инженером, а то и возглавить АЗИ.

— АЗИ? — скептически переспросил Николо, как человек, чьи тайные мечты частенько обгоняют возможности. — Я? Никогда. На АЗИ работают сто двадцать тысяч человек.

Алессандро такое неверие в себя не понравилось.

— Послушай, дурачок. — От этих слов краснота сошла с лица Николо, уступив место бледности. — Так высоко подняться тебе будет нелегко. Судьба, обстоятельства, другие люди иногда почти сокрушат тебя. Ты сможешь превзойти их при условии, что не присоединишься к ним и с самого начала не потеряешь веру в себя. Если ты сам не будешь верить в себя, то кто будет? Я не буду. Не стал бы тратить на это время, и никто бы не стал. Понимаешь? Ты сможешь возглавить АЗИ. Ты еще достаточно молод, чтобы стать папой.

— Папой? Они никогда не выберут папой такого молодого, как я.

Алессандро обреченно вздохнул.

— Ты еще достаточно молод, чтобы стать папой.

— Для этого я сначала должен стать священником?

— Я думаю, это самое малое, да.

— У меня нет желания становиться папой.

— Я и не предлагаю тебе стать папой, дурачина! Я просто говорю, что ты еще достаточно молод, чтобы попытаться.

— Зачем мне это надо?

— Сейчас тебе кажется, что не надо, но твоя юность — магический инструмент, с помощью которого ты можешь достичь всего.

— Каждые две секунды вы говорите, что я дурак. Почему?

— Потому что каждые две секунды ты его напоминаешь. Ты попусту тратишь то, что у тебя есть.

— Вы говорите, как наш тренер по футболу, и мы проигрываем всем. Мы всегда проигрываем «Оливетти». Мы проигрываем даже профсоюзу музыкантов. Команда «Авиационных заводов Италии», производителя самолетов, проигрывает лысым парням, пиликающим на скрипочках.

— Я не хочу идти до самого Сант-Анджело с… с человеком, который обрекает себя на поражение еще до начала игры, — отчеканил Алессандро. — Я хочу сказать тебе кое-что. Не знаю, поймешь ты или нет, но я хочу, чтобы ты запомнил мои слова и время от времени повторял их, пока в один прекрасный день наконец-то не поймешь.

— Запоминать много?

— Нет.

— Давайте.

— Николо, — начал Алессандро.

— Николо, — повторил Николо.

— Суть жизни — не доходы.

— Суть жизни не доходы.

— И не роскошь.

— И не роскошь.

— Суть жизни — это движение.

— Движение.

— Цвет.

— Цвет.

— Любовь.

— Любовь.

— И самое главное…

— И самое главное…

— Если ты действительно хочешь наслаждаться жизнью, ты должен упорно работать и смиренно осознавать свои заблуждения насчет собственного величия.

— Но у меня их и нет.

— Начни ими обзаводиться.

Николо решительно покачал головой.

— Я понимаю, синьор. Я понимаю, что вы говорите. Да. Мне кажется, понимаю.

Алессандро что-то буркнул.

Оба молчали, пока Алессандро выкладывал еду: прошутто, сухофрукты, шоколад, а потом они с Николо принялись за еду, время от времени наклоняясь к фонтану, чтобы зачерпнуть холодной, до ломоты зубов, воды.

— Ты ешь, как животное, — указал, констатируя факт, Алессандро. Николо на мгновение застыл, вновь шокированный, с набитым прошутто ртом. Не мог ответить и подозревал, что старик нарочно выбрал такой момент для замечания. Так что ему пришлось слушать с чуть раздутыми, как у белки, щеками. — Ты не должен бубнить, когда ешь — хотя животные этого и не делают, — потому что это подразумевает некоторую степень врожденного слабоумия. Никто не собирается отнимать у тебя еду, поэтому ты можешь резать ее на куски или разламывать, прежде чем класть в рот. Не дыши так яростно: можно подумать, что ты сейчас взорвешься. И незачем так громко чавкать, когда жуешь. В кафе на виа Венето полно людей, которые следуют перечисленным мною правилам. Поверь, хорошо одетые женщины не удостоят взглядом человека, который ест, как шакал в Серенгети. И еще, когда ешь, глаза не должны бегать из стороны в сторону. Это уже половина дела.

— Я никогда не слышал о Серенгети, — подал голос Николо, после того как усилием воли проглотил огромный комок пищи, который мог застрять в горле и задушить его. — Это улица или площадь?

— Это территория площадью в половину Италии, населенная львами, зебрами, газелями и слонами.

— В Африке?

— Да.

— Я бы хотел поехать в Африку. — Николо отправил в рот еще один большущий кусок прошутто.

— Есть места получше Африки, — заметил Алессандро. — Гораздо лучше.

— Где?

— Здесь. — Старик указал на северо-северо-восток, на великие горы, которые находились далеко-далеко, укутанные тьмой: на Альто-Адидже, на Карнийские Альпы, на Юлианские, на Тироль.

Николо повернул голову туда, куда указывал Алессандро, но увидел только подсвеченные звездами здания, которые даже в темноте передавали столь привычное для Италии ощущение обветшалости.