Марк Хелприн - Солдат великой войны

— Но они не живые.

— Нет.

— Почему?

— Мои образы не годятся для воскрешения мертвых. У искусства нет предела, кроме этого. Вы можете подойти завораживающе близко, можете сжаться под его ударами, но вернуть мертвых в мир живых вам не удастся. Бог словно высвободил силы искусства, чтобы человек мог подойти вплотную к Его владениям, оказаться на грани понимания Его намерений, но в самый последний момент Он захлопывает дверь тебе в лицо и говорит, оставь это мне, а все, что тебе открылось, это урок. Увидеть красоту мира все равно что положить руки на направляющие, которые тянутся, не прерываясь, сквозь жизнь и смерть. Прикосновение к ним дает надежду, что, возможно, кто-то по ту сторону, если та сторона существует, тоже касается их.

— Кто такая Ариан? — спросил майор.

Алессандро словно не услышал. Повернулся к двери, посмотрел на прямоугольник синего неба в дверном проеме. Майор выдвинул ящик стола и достал револьвер в кобуре, обмотанный кожаным ремнем.

— Ты не офицер, — сказал он Алессандро, — но, пока ты будешь служить под моим началом, можешь носить личное оружие. Это кольт.

— Почему? — спросил Алессандро.

— Из-за того, куда я собираюсь тебя послать. Надеюсь, что там ты будешь меньше думать об искусстве и больше — о войне, чтобы ты смог пережить войну и провести остаток жизни, думая об искусстве. После того как привыкнешь к высоте после долгих маршей и спусков в долину, я собираюсь послать тебя в такое место, где ты станешь самым далеко продвинутым на север итальянским солдатом на всей линии фронта. Никто не будет воевать выше тебя, и никому не будет так одиноко.

— Почему?

— Потому что, — ответил майор, — именно этого ты и хотел. Пришел сюда, чтобы просить меня об этом.

Возможность видеть из одной точки весь мир, такой огромный и такой синий, поражала. Небо вокруг синевой и глубиной ничуть не уступало небу над головой, а внизу облака, бегущие к горизонту, напоминали белый пол. Алессандро казалось, что он на небе, а не под ним. Поэтому, хотя и не только, чуть ли не постоянно у него было ощущение полета — он чувствовал не головокружение и не непрерывное движение, а какую-то ауру легкости, отъединенности и покоя. От голубого льда отражался холодный и ослепительный свет. Сливаясь со светом неба, он приковывал внимание и вызывал восторг, и казалось, что привычный мир канул в небытие, а он, Алессандро, перешел на другой, более высокий уровень, где даже свет не такой мягкий и теплый, как внизу.

Тридцать человек вместе с Алессандро разбудили в темноте, в час ночи, и собрали на плоском снежном поле у лагеря. Разбившись на группы по пять, они привязались друг к другу веревками и проверили амуницию. Помимо необходимого для скалолазания, взяли с собой дневной запас еды, керосин, оружие. Некоторые получили дополнительный груз в виде электрических фонариков, мотков веревки, колец и крюков на случай, что ранее вбитые в скалу потребуют замены. И, разумеется, каждый нес винтовку, штык, ледоруб, петли, альпийский молоток и кошки.

Алессандро при подъеме никогда не тащил на себе такой вес. Отдельную лепту вносила, конечно, винтовка, которая вместе со штыком, лямкой и пятьюдесятью патронами весила пять килограмм. На солдатских шапках крепились шахтерские лампы с толстыми свечами. Горели они на удивление ярко и не оставляя копоти, поэтому полированные отражатели оставались чистыми.

Алессандро проснулся, предчувствуя встречу с холодом и ветром. Почти всегда в горах утро бывает холодным и сырым, потому что ветер тащит наполненные влагой облака через скалы и снежные поля. Начинать подъем в завывающей тьме, наверное, самое неестественное занятие для человеческого существа, но утро, когда Алессандро забрался на «Пост 06», выдалось теплым и сухим. Казалось невероятным, что небо, обычно бурлящее, точно горящий фосфор, было тихим, а ведь обычно выдавало гром, взрывы и шум моря. Звезды светили ярко и призывно, словно еще до восхода луны освободились от всего, что увидели за день, когда не могли говорить. Но теперь разыгрались, и их свет заливал снежные равнины.

Снаряжение проверяли, перчатки приходилось снимать и надевать десятки раз, пока солдаты подтягивали веревки, закрепляли пряжки, завязывали узлы. Один солдат подходил к каждому с маленьким факелом, все наклонялись, а он зажигал свечу в шахтерской лампе. После того как были зажжены все, каждый опустил стеклянный щиток, распрямил спину и вонзил кошки в снег, готовый к выходу на задание.

Все шесть групп построились в одну колонну, Алессандро оказался в хвосте. Он наблюдал, как огоньки движутся по леднику, словно звезды на марше. Каждая лампа не просто светилась точно маленькое желтое солнце, но и создавала круг желтого света, который метался из стороны в сторону перед человеком, у которого она крепилась на голове. Процессия светящихся точек и кругов продвигалась по снегу ползущей змеей, ее многочисленные сегменты все время подрагивали. Скоро они подошли к растрескавшейся части ледника. Солдаты прыгали через расщелины, иной раз балансируя на краю, чтобы не упасть, вгоняли в лед ледорубы и только благодаря этому не падали вниз.

Потом колонна пошла на штурм крутого серого склона, обращенного к югу, с которого солнце согнало почти весь снег. Кошки скользили по камням и вгрызались в мелкозернистую землю. Было впечатление, будто идешь по песчаной дюне, а на тебя сыплются камни из-под ног тех, кто впереди. Камни скользили по лодыжкам, но некоторые взлетали в воздух, ударялись о другие камни, вновь отскакивая, набирая скорость. Где-то впереди раздавался крик, все сразу опускали головы, чтобы камень не попал в лампу, и он со свистом пролетал мимо, будто артиллерийский снаряд. Потом лучи шахтерских ламп вновь устремлялись вперед, и подъем продолжался.

Луна взошла и села, а они все шли и шли по ледникам, крутым склонам, плоским озерам чистого льда, где можно было скользить как на коньках. Когда останавливались перекусить, быстро замерзали на ветру, и их начинало безудержно трясти, когда продолжали путь, им скоро становилось жарко. Воздух становился все более разреженным, они жадно хватали его ртами, а когда взошло солнце, уже сидели на заснеженной площадке на тысячу метров выше основного лагеря.

Рубашки затвердели от соли, дышали солдаты точно раненые, никто не разговаривал. Вместе с солнцем поднялся ветер, такой холодный и резкий, что замораживал воду во фляжках. В небе не было ни облачка за исключением белого ковра у самого горизонта. Солнце продолжало подъем, ветер стих, воздух заметно прогрелся. Перестав дрожать, они поели. Те, кто забыл задуть свечи, сделали это, и они двинулись дальше, на этот раз уже по снегу, поднимаясь по невероятно крутому горбу к высокой каменной стене.