Марк Хелприн - Солдат великой войны

Как часто случается после сентябрьских гроз, погода установилась холодная и ясная. На берегу дети ходили в свитерах. Корабли неспешно проплывали вдали от берега, в ту и другую сторону, словно расчерчивали море диаграммами. Море так и не успокоилось, волнами накатывало на берег, поверхность шла рябью под свежим ветром, там и сям вскипали белые буруны, чтобы исчезнуть и появиться в другом месте.

Именно в таком море Алессандро и плавал каждый день. Только он решался заплывать на глубину, на него смотрели с восторгом и с презрением одновременно. Его это совершенно не трогало, потому что, миновав мелководье, он спокойно покачивался на высоких волнах, которые скрывали его от тех, кто наблюдал за ним с берега, и чувствовал себя счастливым. Чем дальше он уплывал от берега, тем спокойнее становился, и среди волн, которые никогда не касались берега и не били о борт корабля, мог лечь на спину и дрейфовать, глядя на огромные белые облака. Когда его относило еще дальше, он переворачивался и нырял с широко раскрытыми глазами. Уйдя на максимальную для себя глубину, расслаблялся, раскинув руки и ноги, позволял подводным течениям увлекать его в темно-изумрудную мглу, пока хватало воздуха. Потом, отчаянно работая руками и ногами, спешил на поверхность, прорывал серебряную крышу и в фонтане брызг вдыхал чистый воздух.

Возвращаться он любил под углом к берегу, выходя из воды далеко от того места, где входил, и к своему шезлонгу добирался уже обсохший и полностью владея собой. Привыкнув к весу своего тела и свету, раскрывал газету, откидывался на спинку шезлонга, сдавался, закрывал газету и погружался в полный сновидений сон.

— Я говорю тихо, поэтому, если вы спите, я вас не разбужу и просто уйду, но, если не спите, возможно, вы скажете мне, спите вы или нет, — сказал кто-то Алессандро, который лежал с закрытыми глазами, притворяясь, будто не слышит. — Знаете, у меня в кабинете теперь есть телефон. Когда я кому-то звоню или кто-то звонит мне, разговор начинается словами: «Я вас разбудил?» — даже в два часа дня. И даже если позвонить в четыре утра и спросить об этом, тебе ответят, нет, не разбудил. Почему люди стыдятся сна?

Я думаю, телефон надо выключать в полночь, в тот самый час, когда прекращают ходить автобусы, но, наверное, он очень удобен в чрезвычайных ситуациях. Должен, правда, признаться, я его не жалую. Не нравится мне то, что он творит с людьми. Если я звоню клиенту, его секретарша говорит: «Синьор Убальди на совещании». «И что?» — спрашиваю я. «Позвольте мне записать ваше имя», — отвечает она, на что я всегда говорю: «Ага! И мы проведем медовый месяц в Судане» [95] На английском фраза секретарши звучит: «Let me take your name». У глагола «to take» множество значений, и едва ли не самое распространенное «взять». Поэтому персонаж делает вид, будто слышит: «Позвольте мне взять вашу фамилию». . Но они не понимают. Вот что делает с людьми телефон.

Алессандро открыл глаза и на продуваемом ветром пляже увидел перед собой человека средних лет в толстом белом халате. Седеющего, крепкого, смущенного, загоревшего. Красноватый оттенок кожи говорил о том, что крови в нем много и циркулирует она с большой скоростью. Он и говорил энергично, пребывая в непрерывном движении, напоминая турецкого борца, который не сможет жить, лишившись возможности практиковать свое мастерство. И при этом, точно так же, как цвет крови прикрывался темным загаром, чувствовалось, что он деликатный и замкнутый.

— Моя жена спрашивает, не согласитесь ли вы выпить с нами чего-нибудь прохладительного и съесть канапе. Мой сын всегда смотрит, как вы плаваете. Я говорил ему об опасности, и он считает вас героем.

— Вы очень любезны, — проговорил Алессандро. Но прежде, чем успел добавить, что не хочет пить и не голоден, борец воскликнул: «Magnifico! [96] Magnifico — великолепно ( ит. ). » — и был таков.

Сын оказался миниатюрной копией отца с большим количеством волос на голове и меньшим — на теле, жена — очаровательной дюймовочкой. Алессандро тут же захотелось притянуть ее к себе и расцеловать это прекрасное, крошечное личико. Макушкой она едва доставала ему до груди, а маленькими изящными ручками напоминал милую и наивную мышку из детских сказок. Тут же он понял, что борец идеальный муж для нее, преданный и нежный защитник. Он сразу догадался, что маленький мальчик особенный, сочетающий в себе качества крепкого, коренастого отца и изысканной матери, пусть даже в свои девять он и напоминает турецкого борца. Алессандро они приглянулись. Такие несовершенные и такие восхитительные, что просто не могли не понравиться, и он не жалел, что его потянуло к ним.

— Момильяно, Артуро, — представился борец очень формально, начав с фамилии.

— Джулиани, Алессандро, — поддержал его почин Алессандро и слегка поклонился.

— Моя жена Аттилия и сын Рафаэлло.

Алессандро подумал о Рафи, другом Рафаэлло с еврейской фамилией.

— Моего друга звали Рафаэлло, — сказал он мальчику. — Рафаэлло Фоа.

На лице борца отразилось удивление.

— Все знают Фоа. Кто его отец?

Алессандро ответил.

— Я его не помню. Чем он занимается?

— Он мясник, в Венеции.

— Я знаю Фоа только в Риме и во Флоренции. Они все бухгалтеры и раввины. А тот, кто был вашим другом, Рафаэлло, что он сейчас делает?

— Погиб на войне.

— Мои соболезнования. Надеюсь, он не мучился.

— Мучился и сильно.

— Вы в этом уверены? Сведения, полученные понаслышке, ненадежны, и не стоит всегда предполагать самое худшее.

— Я до сих пор чувствую его вес, — ответил Алессандро. — И его кровь.

Аттилия так посмотрела на Алессандро, что он почувствовал еще одну волну теплых чувств, усиленную еще и тем, что она — тут сомнений быть не могло — не считала себя привлекательной, возможно, из-за сходства с Дюймовочкой. Свою влюбленность Алессандро полагал знаком уважения к ее мужу, хотя мог только догадываться о мнении Артуро.

— Послушайте, он, наверное, был родственником тех Фоа, которых я знаю, — предположил Артуро. — Я спрошу их, когда увижу. Я с ними знаком, потому что я тоже бухгалтер… бухгалтер-неудачник!

— Неудачник!

— Да. Потому мы и здесь, в этом не самом лучшем отеле, вне сезона, а не на Капри в августе. Разумеется, не хочу сказать, что здесь одни неудачники, но я — именно он.

— Наверно, вы правы. На данный момент я и сам беден как церковная мышь, — по голосу Алессандро чувствовалось, что он и не мечтает когда-нибудь стать богатым. — Работа у меня скучная, неквалифицированная. Я помощник садовника. Даже не садовник — только помощник.

— Для человека, который так хорошо говорит, так смело плавает… никогда бы не подумал, но то, чем занимаюсь я, еще хуже, — признался Артуро.