Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети

Только он оказался не пустой: кулак мой пришелся по ящику, полному банок с пивом.

– Сучий сын! – ругнулась я, тряся ушибленной рукой, брыкнула ногой, и удар пришелся по бутылке текилы, покатившейся и разлившейся по всему полу.

– Надеюсь, ты бьешь бутылки не потому, что хочешь съездить мне по физиономии?

Я обернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Картера. Ну, почему ему всегда выпадает быть свидетелем моей унизительной дурости?

– Нет, по правде, бутылка текилы-то чего такого тебе сделала? – спросил он и пошел ко мне.

– Ты хочешь сказать, кроме того, что затуманил мне мозги настолько, что я потеряла невинность с каким-то и впрямь крутым парнем в общаге? И т. д., и т. п., потому что я вела себя как последняя дура. А теперь, когда он в городе, чувствую себя не в своей тарелке, стоит ему приблизиться, потому как у меня нет другого опыта? – причитала я.

Картер остановился прямо передо мной и криво усмехнулся:

– Правда думаешь, я крутой?

От его попытки обуздать мое нервное напряжение я только еще больше забилась в истерике.

– А знаешь, ты совершенно права. Эта текила на редкость вонючее пойло. Давай, пни ее хорошенько, отведи душу. Можешь заодно и пиву по мозгам надавать. Я видел, как оно на тебя исподтишка косилось.

Я рассмеялась глупости нашего разговора. Пьяной я не была, но голова вполне приятно кружилась от нашей ранней игры в Правду, или Правде было угодно различить юмор в этой ситуации. Когда я отсмеялась, Картер подался вперед и смахнул с моей щеки прядь волос, выбившуюся из хвоста, – такой до боли знакомый жест, что я ахнула.

– Давай-ка сразу кое-что поставим на место. Никакая ты не дура. Ни за что из тобой сделанного я тебя не виню. Врать не собираюсь и не скажу, что не почувствовал, будто вся задница в занозах, когда проснулся тогда утром и не увидел тебя рядом с собой. Мучился, метался потом, пока пять лет все гадал, а не привиделась ли ты мне. Только ты все равно для меня лучше всех, что бы ты ни делала, – говорил он, придвигаясь все ближе. – Я ведь не врал, говоря, что совсем по-другому повел бы себя с тобой в ту ночь, – тихо выговорил он, придвинувшись так близко, что наши тела соприкоснулись: его грудь и ноги практически сплелись с моими. У меня в горле пересохло, когда его рука медленно опустилась мне на бедро.

– Я бы больше целовал тебя, – произнес он, склоняясь и слегка касаясь губами уголка моего рта. – Я бы дольше прижимал тебя к себе, чтобы ощутить тебя всю целиком, – шептал он мне в щеку, обхватывая свободной рукой за талию и еще крепче прижимая к себе.

Его рука, лежавшая на бедре, скользнула вверх по моему телу. Прошлась по ребрам, скользнула по груди, пока всей ладонью не улеглась прямо на сердце.

– Я бы ласкал тебя всюду и наслаждался бы своей властью, чувствуя, как бьется твое сердце под моей рукой.

Мои груди напряглись и заныли, а соски поднялись и отвердели под блузкой. Я сжала губы, изо всех сил стараясь выровнять дыхание. Боже, я обожала запах, который от него исходил, слова, которые он говорил, руки его, блуждавшие по мне. Как я жила так долго без всего этого?

– А самое главное, в ту ночь я к спиртному и не притронулся бы, чтобы все, что случилось между нами, до мельчайших деталей отпечаталось в моем мозгу, а память о твоей коже под моими руками осталась такой же ясной, как звон колокола.

Я была уверена, он слышит биение моего сердца, эхом отдававшееся по всей комнате. Знала, он чувствует, как оно бьется все быстрее и быстрее с каждым произнесенным им словом.

– Клэр, – глухо простонал он. – Быть так близко к тебе… одно это сводит меня с ума.

Он слегка подогнул колени, потом с силой, выпрямившись, прижался ко мне нижней частью тела, давая почувствовать, что именно он имел в виду. Меня охватили одновременно и ужас, и желание. Обе мои руки взлетели ему на плечи, стараясь удержать, прижать еще крепче. Его губы блуждали по моей шее, и я ответила ему тихим стоном. Когда они вернулись к моему уху, он шепнул:

– Если это слишком, если слишком рано, только скажи, чтоб я перестал, я перестану.

Слишком ли было рано? Я что, вела себя сейчас как полная идиотка, вжимаясь в него всем, чем могла? Я ж не девочка уже, а мамаша все-таки, Картер .

Не девушка, но и не опытная женщина: так ни разу толком с мужчиной и не спавшая, зато Картер считает, что очень чувственная.

– Если перестанешь, я тебя укокошу, – успела я прошептать, и в ту же секунду его губы, искавшие путь к моим, достигли цели.

Едва наши губы слились, как его язык мягко проник глубже, настойчиво и жадно. Я скользнула свои языком ему навстречу, он тихо застонал, а бедра его уперлись в меня еще сильнее. По всему моему телу бегали мурашки, пощипывая и покалывая, как об этом пишут в дрянных любовных романчиках. О да, девчонки! Груди мои вздымались, чресла мои трепетали.

У МЕНЯ ЧРЕСЛА ТРЕПЕТАЛИ!

Вот-вот взорвусь, если он до меня не дотронется. Мое лоно было готово его принять: желание было так сильно, словно оголяло каждый нерв.

Я про эти темные дела словами вслух плохо изъясняюсь. Даже сама мысль о том, что я смогу произнести на ухо мужчине: «Коснись моей розочки», меня коробит. Могла бы, конечно, попробовать выдавить из себя: «Помоги мне пальцами». Но вдруг получилось бы что-нибудь типа «Сунь персты свои в мой дерн»? Стыда не оберешься!

Соберись, Клэр!

О, боже ж мой, у него язык какой-то волшебный. Где, черт побери, этот парень выучился так целоваться? Клянусь, это талант, передающийся по наследству, или особый дар.

Погоди, нет. Как-то грубо получается…

Вот блин, я обращаюсь в лужу чего-то склизкого, чем уже полны мои трусики.

ДОТРОНЬСЯ, ПОЛАСКАЙ МЕНЯ!

Если я вскрикну это как бы про себя, то он, может, и сообразит? Его язык кружил вокруг моего, пробуя губы на вкус, одна рука подхватила меня под ягодицы, а другая раздвинула бедра. Его тело заскользило вверх-вниз, касаясь моей ложбинки выступающим бугром, рвавшимся вон из джинсов.

ПОЛОЖИ СВОЮ РУКУ НА МОЕ ВЛАГ…

Нога моя скользнула по его, и ощущение грубой джинсовой ткани, потершейся по моему голому бедру, заставило меня взвыть от удовольствия. Он сделал, не отпуская меня, несколько шагов назад и прижал меня к стене кладовки, делая поцелуй еще сильнее и медленнее. Мои руки судорожно вцепились в волосы у него на затылке, так что, кажется, несколько я вырвала с корнем.

Его ладонь, гладившая мою попу, куда-то ушла, и я едва не заорала, протестуя, пока не почувствовала, как она заскользила вверх по бедру, подбираясь к кромке моих шортиков.

О БОЖЕ МОЙ, СЕЙЧАС ОН ДОТРОНЕТСЯ ДО МОЕГО ОБНАЖЕННОГО ТЕЛА!

Не забыла ли я надеть сексуальное нижнее белье, а не штанишки для месячных? Ну, вы понимаете, про что я. Допотопно-громадные бабушкины панталоны, которые надеваешь только при угрозе высокого багряного прилива. Те самые, какие ни за что не позволяется видеть ни мужику, ни зверю.