Давид Фонкинос - Шарлотта

Но не может издать ни звука.

Не нужно ждать от меня ничего.

Ты слышишь?

Шарлотта послушно кивает.

Я никогда ничего не даю, если меня принуждают.

Не выношу даже мысли о том, что меня где-то ждут.

Свобода – таков девиз тех, кто выжил.

И, коснувшись щеки Шарлотты,

Альфред продолжал: спасибо,

Спасибо тебе за твои рисунки.

Правда, они наивны, не точны и не закончены,

Но в них есть залог будущей силы, и мне это нравится.

Глядя на них, я услышал твой собственный голос,

Ощутил что-то вроде ущербности, отклонения,

Даже, может быть, легкий намек на безумие —

Робкое и наивное, мягкое и учтивое, но, безусловно, реальное.

Вот.

Я хотел тебе это сказать.

Мы с тобой, ты и я, – прекрасный дебют!

И он вышел, пожав ее руку.

Он был уверен: Шарлотта всецело ему подчинилась.

Впервые она работала на заказ,

Но, создавая свои рисунки, всем сердцем вживалась в них.

Для девушки это уже поворотный момент.

Тот, кого она полюбила, облек ее вдохновение в Слово,

И это ее привело в экстаз.

Теперь она знала, куда ей дальше идти,

Где спрятаться и уберечься от злобы.

Как страшно признаться себе: я – художник!

Художник…

Она твердит это слово,

Не в силах разумно его объяснить.

А впрочем, не важно,

Слова не всегда достигают намеченной цели,

Их место – на рубежах ощущений,

Где можно блуждать наугад в нереальном пространстве.

Художник живет в бесконечном смятении – это его привилегия.

Шарлотта долго кружила по комнате,

Потом бросилась на кровать, разразившись

бессмысленным смехом.

Теперь ее участь казалась ей сказочной,

Она ощущала себя всемогущей,

И от этого чувства ее лихорадило.

Но ее и впрямь лихорадит, —

Она переполнена счастьем.

А вечером к ней заглянул отец.

Он был встревожен, смерил дочери температуру,

Пульс пощупал – странный, неровный! —

И засыпал ее вопросами:

Ты выходила легко одетой?

Нет.

Съела что-нибудь неподходящее?

Нет.

У тебя неприятности?

Нет.

Тебя кто-то обидел?

Нет, папа.

И Шарлотта его успокаивает, заверив, что ей полегчало:

Это был легкий приступ, все уже хорошо!

Утешившись, Альберт целует дочку

И тут констатирует: жар бесследно исчез!

Странно все-таки, что это с ней?

Наконец он уходит, а Шарлотте не спится,

Уж ей-то понятно, что с нею творится.

Шарлотта, конечно, надеялась завоевать Альфреда,

Но надежду ее омрачали сомнения.

Ощущение собственной силы сменялось горьким унынием,

И она надолго впадала в депрессию,

Не веря, что кто-то питает к ней искренний интерес.

Альфред, несомненно, поймет, как она заурядна,

Это вполне очевидно.

Устремит на нее свой проницательный взгляд,

Раскроет обман и со смехом уйдет навсегда.

Ей хотелось спрятаться под одеяло.

Надежды внезапно сменялись страхами.

Ее ужасала сама перспектива их будущей встречи.

Как страшно его увидать – и не оправдать ожиданий.

Конечно, он бросит ее. Это предрешено.

И тогда ее ждут страданья.

Как больно!

Неужто все это – любовь?

Пришедший Альфред застал ее в хмуром молчании,

Скованной, замкнутой.

Ты словно за крепостной стеной, сказал он Шарлотте

И, пытаясь ее рассмешить,

Стал рассказывать ей истории – курьезные, дикие, небывалые.

Шарлотта встречала их слабой улыбкой,

Вот и первая брешь в ее обороне:

Давно уж никто не пытался ее развлекать.

Много лет атмосфера в доме – мрачней не бывает.

Каждый вечер отец неумело пытался скрыть унижения дня,

А Паула делала вид, будто мечтает о сцене и о карьере,

О тех временах, когда снова поедет в турне.

В этом смысле Альфред был на них не похож:

Он вернулся из ада, из небытия, —

Кто б поверил, что он еще смеет дышать —

В тридцать восьмом году?!

И опять он назначил ей встречу в том самом кафе.

Значит, им предстояло вторично нарушить запрет —

Ведь евреям нельзя посещать кафе, но это не важно,

Здесь их заповедное место.

Под столами шныряли коты, множество разных котов,

Они терлись о ноги клиентов.

Обстановка – словно во сне наяву,

В клубах дыма сигар посетителей.

Я знаю всех этих котов, сказал Шарлотте Альфред,

Я присвоил им всем имена композиторов.

Этот, щупленький, – Малер, тот, дородный, естественно, Бах.

Слышишь, это мурлычет Вивальди.

И конечно, вон там – мой любимец,

Его имя – Бетховен.

Ты увидишь, он глух как тетеря.

Позови его и посули молока – он даже не обернется.

Смущаясь, Шарлотта подозвала к себе кота,

Но тот вообще на нее не взглянул,

Только сонно щурил глаза.

Альфред продолжал очеловечивать кошек

И по этому поводу вспомнил о Шуберте.

«Смерть и Девушка»… Снова этот квартет.

Он не сходил у них с языка, не давал им обоим покоя.

И Альфред завел длинный рассказ о создателе этой музыки.

Знаешь, Шуберту не везло в отношениях с женщинами,

Он был маломерок, при этом весьма неуклюжий.

Столько насочинял, а вот с сексом был не в ладу,

Так и скончался практически девственным.

Кое-где в его музыке это легко уловить:

Начать хоть с венгерских мелодий, – их словно писал

непорочный юнец,

Да и вся его музыка как-то бесплотна.

Однажды он переспал с проституткой,

И она заразила его смертельной болезнью.

Его агония растянулась на годы.

Бедняга, тебе его жаль?

Но теперь здесь хотя бы имеется кот, носящий то же имя.

Как-никак это форма посмертной славы.

Шарлотта в смятении слушала рассужденья Альфреда.

Конечно, она размышляла о Шуберте,

Но ей не терпелось при этом разрешить более личный вопрос.

А ты?

Что – я?

А у тебя, Альфред, много ли было женщин?

Ах, женщины…

Да, я знавал нескольких…

Именно так он ей и ответил,

Довольно уклончиво.

Потом, встрепенувшись, добавил:

Да, женщин я знал.

Сколько точно – сказать не могу.

Но все они, все до одной, были важны для меня.

Ведь это не может пройти бесследно —

Когда рядом с тобой обнаженная женщина —

Женщина в ожидании поцелуя.

Я благоговел перед каждой из них,

Даже будь это бабочка-однодневка.

Шарлотта забыла обо всем на свете,

Даже о том, что волнуются близкие.

Наконец она вернулась домой, где ее поджидал отец.

Ну теперь он спокоен или все еще разъярен?

Наверно, и то и другое.

Минуту спустя Альберт разразился криком:

Где ты была?

Хоть подумала бы о нас,

О нашей тревоге, о нашем отчаянии!

Шарлотта виновато понурилась.

Ей известно, что ночью ходить опасно:

Попадешься к патрульным в лапы, могут отправить в лагерь,

Могут избить, изнасиловать, просто прикончить.

Она жалобно попросила прощения, но заплакать не получилось,