Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца

– Да, вы выглядите неважно. Можете сесть. У вас желтое лицо и потухшие глаза.

Наполеон всячески хотел ей досадить, но Лаура не пошла у него на поводу, повторив уже сказанное.

– Я сказала императору, что больна.

– Уж не в Морфонтене ли вы подхватили свою хворь? Когда ездили туда ночью? Наверное, потратили много сил, пока прорвались без приглашения к королеве Испании и устроили там неприличную сцену?

– Прорвалась? Да нет. Я просто хотела… кое с кем повидаться…

– С маркизом де Балинкуром. Почему сразу не назвать имени?

– Действительно, почему? Мы любим друг друга, а одна из фрейлин королевы пытается отобрать его у меня…

Заговорив о возлюбленном, Лаура воскресла: глаза у нее заблестели, губы тронула улыбка. Узнав, что она больна, Морис приехал попросить прощения, так что между ними все опять было хорошо.

– Оригинальная любовь. Вы, кажется, влепили ему пару пощечин?

– Одну, но всерьез, не стану отрицать, сир! Я была не в себе. Он должен был приехать ко мне ужинать, и я ждала его понапрасну до тех пор, пока мне не принесли анонимное письмо…

– Довольно! Я не хочу ничего больше знать. Признаваться в грехах нужно со спокойной совестью. И все же, почему же вы так плохо выглядите? Вы беременны?

– Нет, сир, – ответила Лаура, слегка покраснев.

– Тем лучше для вас, если учесть, как ловко Жюно владеет золотыми ножничками. Так что же такое с вами?

– Я болела. Заболеть может каждый, тем более зимой, и я…

– А вы, случайно, не пытались покончить с собой?

Холодные голубые глаза смотрели прямо в душу, Лаура потеряла самообладание и лишилась голоса.

– Так я и думал! – хмыкнул Наполеон. – Вы с ума сошли или как? Умирать из-за какого-то красавчика, когда у вас есть дети и муж. Может, спросите у меня, как он живет и себя чувствует?

– Именно это я и хотела спросить, но император не дал мне такой возможности. Надеюсь, он здоров?

– Здоров, если можно говорить о здоровье в таких условиях. По своему обыкновению, он сражался как лев и получит…

– Вряд ли, я думаю, жезл маршала? – отважилась спросить Лаура.

– На этот раз нет, но это не значит, что он не получит его никогда! Мы не собираемся на этом останавливаться! А что касается вас, то, похоже, история с Меттернихом ничему вас не научила. Мне не нужны при дворе новые скандалы. И я решил отправить вас в изгнание, вы…

Крик Лауры помешал ему говорить дальше.

– Изгнать? Меня? Но куда же я поеду?

– Мне это безразлично. Главное – вы должны уехать. И как можно дальше. За пятнадцать лье [52], не меньше. Почему бы, например, не в Монбар к вашему тестю?

Неожиданное наказание вмиг поставило Лауру на ноги и в прямом, и в переносном смысле. Тогда как Наполеон вернулся за письменный стол, взял какую-то бумагу и принялся ее читать, дав понять, что аудиенция закончена.

Для него. Но не для Лауры.

– А что скажет Жюно, когда вернется?

– О нем не беспокойтесь. Мы найдем, что ему сказать. Я и без Меттерниха знаю, что вы на протяжении многих лет мешаете моей политике, принимая у себя подозрительных людей. Талейран, который предал меня, ваш друг…

– И де Нарбонн тоже. Он самый близкий мой друг.

– Оставьте де Нарбонна в покое. Он исключение, точно так же, как Фуше…

Услышав имя бывшего главы Тайной полиции, Лаура все поняла. А она-то ломала себе голову, пытаясь понять, с чего вдруг император сразу занялся придворными скандалами, тогда как положение Франции сейчас…

– А вот Савари мне не друг, не так ли, ваше величество? Герцог де Ровиго всегда завидовал Жюно, который предан вам не меньше, но совсем по другим причинам. Ваш шпион метит в премьер-министры или кто его знает куда, а при этом он спал под двумя подушками, когда в октябре Мале пытался лишить вас трона! Легко понять, почему он к вам так привязан, – как всех нас, вы и его осыпали титулами, золотом и почестями. Он считает себя незаменимым с тех пор, как отправил несколько лет тому назад, и, вполне возможно, слишком поспешно, несчастного герцога Энгиенского в Венсенский лес вместе с расстрельным батальоном! После того как выжил со службы герцога Отранского [53], чей нюх и хитроумие очень ему мешали…

– Я устал вас слушать. Замолчите!

– Еще одну минуту! Минуту и не больше! А ваш верный сторожевой пес показал вам вот это? – И Лаура достала из кармана листок, который получила с утренней почтой и случайно захватила с собой.

– Очередной памфлет? Их сейчас что осенних листьев…

– Нет, не памфлет. Послание графа Лилльского, который страстно желает быть королем Людовиком XVIII!

Глаза Наполеона загорелись гневом, он взял послание, адресованное «Всем французам», и прочитал вслух первые строки: «Наконец пришло время, когда Божественное Провидение готово уничтожить бич Своего гнева…»

И замолчал. Тишина. Гнетущая. Невыносимая. Обессилевшая Лаура опустилась в кресло, с тревогой ожидая, что последует дальше. Дальше последовал вздох. Наполеон вздохнул, задумчиво положил бумагу на стол и сел за него.

– Как ты похожа на свою мать, – негромко сказал он.

– А вы любили маму и… ее прямодушие тоже. Будь сегодня она на моем месте, вы прогнали бы ее?

– Задать вопрос – значит ответить. Нет, конечно. Но я не думаю, что она посмела бы обманывать императора. Хотя, впрочем, кто знает?

Воспоминание о прелестной госпоже Пермон и временах бурной юности разрядило атмосферу, еще секунду назад мучительную. Лауре вдруг показалось, что Наполеон позабыл о ней…

– Могу я теперь узнать у императора, что с Жюно?

– Он страдал наравне со всеми, но крепкая от природы конституция была ему в помощь. По крайней мере, так говорил мне ваш друг де Нарбонн, который взял на себя труд издалека о нем заботиться. Скоро вы с ним увидитесь. С Жюно раньше, чем с де Нарбонном. Де Нарбонна я отправил с поручением в Берлин. Вот, в самом деле, удивительный человек! Каждый день во время нашего ужасного от… приключения (Лаура тут же про себя отметила, что, несмотря на очевидность, Наполеон избегает слова «отступление») он находил возможность приводить в порядок волосы и пудрить их. И заслужил тем самым своего рода известность среди товарищей по несчастью…

– И его тоже я буду очень рада увидеть. Де Нарбонн мой самый лучший друг… А теперь я могу удалиться, сир?

Лаура встала с кресла. Наполеон не дал себе труда ей ответить, ограничившись ледяным взглядом, который называли «орлиным». Потом отчеканил:

– Никакого Балинкура! Постарайтесь, чтобы я больше не слышал о ваших похождениях! Только при таком условии вы можете остаться. Первое слово о вас, и вас ждет строгое наказание.

– Я поняла, сир.

– Ветрогон, который путается в женских юбках в то время, как другие умирают от холода и сабель казаков, не дождется от меня снисхождения! Жюно возвращается, он не заслуживает пустого дома!