Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца

– Я поняла, сир.

– Теперь можете идти. Да! Еще одно. Вы в глаза не видели бумажонки, приплывшей из Англии!

– Разумеется, сир.

Избавившись от неимоверной тяжести, которая угнетала ее вначале, Лаура сделала безупречный реверанс.

Однако задача перед ней стояла не из легких: сохранить при себе Мориса вопреки приказанию императора. Всем своим существом она не желала отказаться от любви, которая стала смыслом ее жизни. Она нуждалась в ней, как нуждаются в наркотике. Она готова была на любые уловки, тайны, предосторожности, лишь бы добыть несколько минут счастья, которые подарить ей мог только Морис.

Балинкур заставил ее поклясться, что она не будет больше ничего предпринимать, и тогда Лаура принялась писать безрассудные письма, сохраняя вдобавок копии у себя в «Красной книжечке»… Она и представить себе не могла, что Балинкур сжигает их, прочитав…

И все же Лаура вменила себе в обязанность осторожность, которая заменила ей послушание. Она слишком хорошо знала императора, чтобы поверить, что он не станет отыгрываться за неудавшийся поход и забудет ужасы Смоленска, Бородино и Березины.

Когда де Нарбонн снова появился в особняке на Шан-Зэлизэ, он подтвердил опасения Лауры и добавил, всерьез озабоченный:

– Не обольщайтесь, его вынудят к новым сражениям! Из уроков России Европа запомнила один-единственный: Наполеона возможно победить! И Союз [54], который был подписан, не имеет другой цели, как смести с карты Европы завоевания императора и его самого. Все готовятся к этому, и я с прискорбием предполагаю, что в его окружении и даже в семье есть сочувствующие этим намерениям.

– Откуда вы это взяли? – не поверила своим ушам потрясенная Лаура.

– Слышу то здесь, то там. Бернадот в качестве наследного принца Швеции уже сделал непоправимый шаг…

– Перешел на сторону врагов?

– Без малейшего колебания. Он всегда завидовал императору. И если его удастся повалить, будет самым счастливым человеком на свете.

– Между тем Дезире по-прежнему живет у сестры и намерена жить у нее как можно дольше!

– Есть кое-кто и поопаснее. Мюрат сражался в России как лев и теперь жаждет реванша. Каролина принимает у себя английского посла. Естественно, что ваш друг Меттерних… Бывший друг, – поправился де Нарбонн, увидев, как покраснела Лаура (австрийский канцлер не мог забыть ее и продолжал ей писать), – правит бал с присущей ему ловкостью, которой никак не заподозришь под его меланхоличным видом.

– А что… во Франции?

– Император призвал обратно Талейрана, и тот поставил свои условия: дать ему возможность урегулировать дела в Испании, вернув в Мадрид Фердинанда и отозвав оттуда Жозефа, который только об этом и мечтает. И еще вернуть в Рим папу, которого император практически отстранил от дел. Император отказался. Так что…

– А Фуше?

Де Нарбонн издал невеселый смешок.

– Вы прекрасно знаете, что его постоянно одолевают всяческие болезни. Я бы сказал, что он профессиональный больной. На этот раз, по слухам, он чуть ли не при смерти, – продолжал он, смеясь. – Кажется, нет ни пяди в его тщедушном теле, которая не доставляла бы ему страданий. Поэтому он решил обосноваться в пожалованном ему имении в Экс-ан-Провансе. Спасайся, кто может! – так бы я назвал его болезнь.

Между тем Лаура обнаружила, что беременна. Она была счастлива, зная, что ребенок от Мориса, однако побаивалась реакции Жюно и его страстных приливов любви. Ей было отчего беспокоиться, зная сроки, когда должен родиться ребенок. В Париже тем временем только и говорили, что об армии, которую вновь собирал император – триста тысяч человек во Франции и не меньше в завоеванных странах, – чтобы противостоять врагу, ободренному победой русских.

Лаура больше не виделась с Наполеоном после их последней стычки сразу после его возвращения, и даже де Нарбонн не мог ей сказать, какая роль будет отведена Жюно в сызнова готовящемся спектакле.

Отложив тревоги о будущем, Лаура наслаждалась мыслью, что носит ребенка от Мориса, хотя сам Морис, услышав новость, безумной радости не испытал.

– Будем надеяться, у него достанет ума обойтись без сходства со мной, – сказал он Лауре.

Лауре хотелось бы большей радости, но она уже привыкла к сдержанности возлюбленного. Может, он обрадуется больше, когда увидит собственное дитя? А вот что касается Жюно, она не знала, как ей поступить.

– Не вздумай ничего ему говорить, – посоветовала ей Полина, примчавшаяся из Рима галопом на четверке лошадей, как только узнала, что брат в Париже. – Ты же сама говорила, у Жюно бывают минуты, когда он словно не слышит, что ему говорят?

– Бывают. Он как будто прислушивается к внутренним голосам. Но я не стараюсь выяснить, о чем он думает, хотя иной раз он даже говорит сам с собой вслух.

– И что же он говорит?

– Задает вопросы. Например: «Почему он ничего мне не сообщает?» Или: «Не может быть, чтобы он смирился с поражением. Я уверен, он готовится взять реванш!»

– А ты что на это?

– Ничего. Он и не ждет ничего, от меня во всяком случае. И что я могу ему ответить? Он же, как одержимый, беседует с императором!

– Ну, это для нас не секрет! Вы спите вместе?

– Не всегда. Признаюсь, что близость меня пугает. Он обращается со мной как с девкой, которую подобрал в городе, отданном на разграбление. Потом, бывает, извиняется, говорит, что в нем живет неистовство, с которым он не справляется.

– Знаешь, что я тебе скажу? Скажи Жюно о беременности через месяц. А когда родишь, скажешь, что роды были преждевременными. Вот и все!

– А если император отправится в поход без него, что тогда? К несчастью, нужно предусмотреть и это, если здоровье его не улучшится. Можешь себе представить, как он встретит посланца с такой новостью?

– А если новость сообщит ему сам император? И уже довольно скоро?

– Жюно чуть ли не каждый день ездит в Тюильри, он хочет быть замеченным. Де Нарбонн, когда может, ездит вместе с ним. Он тоже беспокоится за Жюно.

– А ты больше всех! Я попробую тебе помочь. Как-никак, Напо мой брат, а ты лучшая подруга. Я скажу, когда мне что-нибудь удастся из него вытянуть!

Но Полине не понадобилось ничего «вытягивать». Прошло два дня, Жюно вернулся домой из Тюильри очень скоро и поспешил к жене.

– Поцелуй меня, Лоретта! – закричал он с порога, обретя нежданно присущую ему радость жизни. – Император назначил меня губернатором Иллирийских провинций. Мы уезжаем завтра в Лайбах [55], столицу королевства. Само собой, ты тоже едешь!

Лаура, хоть и была застигнута врасплох, не колебалась ни секунды. Она знала, что Иллирийские провинции расположены неподалеку от Венеции вдоль берега Адриатического моря, что это красивые края с хорошим климатом. Маршал Мармон был герцогом Рагузским [56]и как-то рассказывал ей об этом прекрасном городе. Но это так далеко… Очень далеко… Главное, от Мориса… Интересно, из каких соображений «Кот в сапогах» назначил туда Жюно? Но сейчас нужно было срочно отвечать, и Лаура с размаху бросилась в воду.