Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни

Сделав паузу, он внимательней присмотрелся к девочке:

– Погоди, это не ты малышка, что у Пеггов живет? Ух, а вытянулась-то! Была – во, пигалица, а теперь – ух!

– Наверное, так и есть, – сказала Анна. – Я тут все в кровати лежала, а когда лежишь, говорят, быстрее растешь.

– Вот как? Ну да, точно… – Рабочий медленно кивнул. – Значит, это ты чуть не утопла тогда? – И сочувственно щелкнул языком. – Как же, слышали… Что ж, скоро тебе, верно, будет повеселей, когда семья въедет!

Анна не сразу сумела переспросить:

– К-какая семья?

– А та, что старый дом выкупила. Думаешь, что мы сюда набежали? Славные люди, между прочим. Некий мистер Линдсей с женой. Помнится, приезжали на Пасху, присматривались… Вроде бы как раз им подошло!

– А… а что случилось с прежней семьей? – очень тихо и неуверенно спросила Анна.

– Ты о ком, девочка? – Рабочий смотрел на нее, явно не понимая.

– Ну… – Ее голос прозвучал еще неуверенней. – О тех, что тут раньше жили.

Мужчина покачал головой:

– Что-то не слышал я ни о какой прежней семье. Уж при мне точно никого не было. Правда, я в Овертоне не то чтобы старожил…

– А-а… ну ладно, спасибо…

Рабочий ушел назад в дом, Анна же медленно двинулась прочь. Дойдя до поворота дорожки, оглянулась.

Две стороны того же самого дома… Одна смотрит на главную улицу, другая – на воду… Анна успела так привыкнуть и привязаться к той, задней стороне дома, что какое-то время числила ее про себя фасадом. Ну надо же, глупость какая. Хотя откуда ей было знать, ворота-то всегда стояли наглухо запертые…

Неожиданно Анна услышала автомобиль, свернувший к дому с дороги, и поспешно нырнула под деревья. Там на земле догнивал большой старый ящик, за которым Анна и спряталась, пригнувшись. Автомобиль проехал мимо, остановился у подъезда, водитель выключил двигатель. Анна выбралась из-за ящика и вновь вышла на дорожку.

Подбегая к воротам, она снова оглянулась и тут только увидела, что пряталась вовсе не за ящиком. Это была старая, очень старая собачья конура, опрокинутая набок.

Анна стояла в дюнах и смотрела вдаль. Она была уверена: там, на узкой полоске песка, упиравшейся в болото, только что промелькнули пять невысоких темных фигурок. Они бегали, прыгали, сходились и расходились, с каждой минутой становясь все меньше.

Анна смотрела на них, пока вечернее солнце, бившее в глаза, не заставило ее на миг отвернуться. Когда она вновь посмотрела, там уже никого не было.

Девочка отвела взгляд. Увиденное слегка встряхнуло ее: пять фигурок вдали напомнили ей воображаемую семью, которую она когда-то придумала для Болотного Дома. Это было до того, как она встретилась с Марни. Теперь она знала, что там к чему.

Она забралась в безветренную лощинку, легла на песок и, вдруг почувствовав себя до ужаса одинокой, заплакала по Марни. Печальные крики чаек, доносившиеся издалека, вызвали на глазах самые настоящие слезы. Они стекали из уголков глаз, скатывались по шее, смачивали волосы и наконец впитывались в песок.

Анна плакала, и постепенно ее охватывала странная печаль, светлая и даже приятная. Такую печаль мы чувствуем, когда завершается нечто очень хорошее: это вовсе не скорбь о внезапной и безвозвратной потере. Над головой девочки пролетел песочник: «Жаль, жаль меня!» – но и его крик показался скорбной песнью о Марни, а не кличем пустой жалости к себе, как было всегда.

Утешившись слезами, Анна лежала на солнышке, пока оно не высушило ей лицо. Потом перевернулась и съела имбирный пряник, выпавший в песок из кармана. Взъерошила волосы на затылке, подставила их солнцу: пускай сушит.

Услышав детские голоса, Анна поднялась на ноги. Стояла середина июля, побережье больше не принадлежало ей безраздельно. Малышня лазила между валунами, разыскивая крабов, семьи устраивали вылазки на пикники в дюны – и не увидишь, пока не наткнешься, только голоса далеко летели по ветру. Сейчас как раз кончалась обеденная пора: вот-вот на берегу станет еще многолюдней.

Анна забралась на самую высокую дюну, заслонила глаза от солнца рукой и стала смотреть в сторону болота.

Ну конечно – вот они опять появились. С ума сойти! В этот раз они вынырнули поближе – пять невысоких темных фигурок, которые прыгали и носились туда-сюда по песку то к воде, то прочь. Все пятеро – в темно-синих джинсах и свитерах. Анна и ждала их появления, и наполовину боялась.

Они не всамделишные, это она знала точно. Никто во всей деревне ее воображаемое семейство и в глаза не видал. Она ведь снова спрашивала миссис Пегг, и та опять ответила – нет, точно нет, никого такого даже мисс Мандерс не видела, а уж она-то всех знала!

Анна еще немного посмотрела на них, потом спустилась в другую ложбинку и выкинула увиденное из головы. Ну уж нет: она не поддастся и не начнет считать их реальными из-за того, что ей все время кажется, будто она их действительно видит! Однако спустя некоторое время голоса послышались вновь. Анна высунулась из травы и обнаружила, что фигурки приблизились. Они петляли между дюнами, двигаясь прямехонько к ней.

Анна вскочила и во все лопатки бросилась вниз по склону. Спряталась в глубокой маленькой теснине и стала ждать. Когда она отважилась приподнять голову и оглядеться, их нигде не было.

Тем не менее, возвращаясь под вечер домой, Анна увидела их опять. Она шла полосой отлива, вброд пересекая лужи; бросив взгляд на болото, она увидела их на фоне неба – пять отчетливых силуэтов, шагающих в ряд по гребню высокого берега. Анна остановилась, начала всматриваться. Самая последняя фигурка, немного отставшая от других, вдруг оглянулась, посмотрела прямо на Анну – и замерла на ходу.

Анна бросилась бежать – но все-таки успела увидеть, как фигурка вновь ожила, свернула с прежнего курса и помчалась прямо туда, где она, Анна, стояла минуту назад. Девочка переместилась под прикрытие берегового откоса, пригнулась и пробралась назад. Спряталась за поворотом берега и сидела там, съежившись, минут десять, не меньше.

Когда она осторожно покинула свое укрытие, нигде никого не было видно.

На другой день все повторилось. Она их заметила, удрала прочь… снова увидела. И на следующий день было то же, и опять, и опять… Со временем это стало своего рода развлечением – наблюдать за ними, оставаясь невидимой. Такая вот игра в прятки.

Анна, впрочем, не сомневалась, что и они ее замечали. Особенно одна – девочка с длинными темными волосами. Эта всегда находила Анну глазами, даже когда все остальные смотрели в другую сторону. Она то и дело останавливалась и обшаривала взглядом дюны, словно нарочно выискивая Анну. Та в свою очередь временами слишком смелела – и тогда бывала застигнута на четвереньках, на краю укромной ложбинки, откуда смотрела за тем, как они идут прочь. Она, конечно, сразу же пряталась. Однако ей казалось, что темноволосая девочка неизменно замечала ее.