Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни

– Что же так? – спросила Сцилла.

– В те дни жизнь совсем другая была. Ребятишки не знакомились вот так запросто, как сегодня. Мы для начала спрашивали разрешения у матерей…

– Ничего себе! – вырвалось у Джейн.

– А ведь так и было, – улыбнулась Джилли. – Только мать Марни редко дома бывала. Она была молодой, веселой, красивой. Только и делала, что развлекалась в своем лондонском доме. А Марни проводила лето в Болотном Доме со своей няней.

– Тоже неплохо, – заметил Эндрю, растянувшийся в кресле у окна. Он изо всех сил делал вид, будто разговор его нисколько не интересовал.

– Что ж, пожалуй, – согласилась Джилли. – Она в определенном смысле была счастливым ребенком. По-моему, она и сама это знала. Она превозносила своих родителей до небес, все время хвасталась, какие они замечательные. У меня уши вянуть начинали временами… Мне-то куда больше нравились мои собственные, пусть даже не такие богатые, красивые и знаменитые…

– Да не была она счастлива, – вдруг произнесла Анна. – Погано ей жилось, вот что! Большей частью, по крайней мере…

Все оглянулись на нее, на лицах было удивление.

– Ты так говоришь, будто лично знала ее, – засмеялся Эндрю.

Анна обернулась к миссис Линдсей:

– Так это же в дневнике сквозит, неужели не чувствуете? И вы говорили, что ей, похоже, было жуть как одиноко!

– Верно, говорила, – подтвердила миссис Линдсей.

– Ты, Анна, в точку попала, – сказала Джилли. – Жизнь у нее вправду была, как ты выразилась, поганая. Только в то время я этого не понимала. Я думала, что она, должно быть, счастлива – в таком доме живет, все лето у самого моря… Лишь много позже до меня дошло, насколько несчастна она была. Сейчас я вам о своих детских впечатлениях рассказываю.

Анна кивнула и снова откинулась к стулу миссис Линдсей.

– Должна вам сказать, – продолжала Джилли, – ее мать никогда не казалась мне… настоящей матерью, вроде моей собственной. Зато она была красавица. И Марни прехорошенькая росла. И проказливая. Помните этот эпизод в дневнике – ночную вылазку на лодке, пока все думали, что она спит себе в кроватке… Я и то припоминаю, что слышала разговоры об этом. Мисс Квик рассказывала моей маме, что Марни порой бывала по-настоящему гадкой. Такие штуки откалывала! Как-то раз взяла и притащила девочку-нищенку на блестящую вечеринку, устроенную родителями… – Тут глаза Джилли заискрились весельем. – Вот бы поподробней припомнить, что там в действительности произошло! Кажется, девочки устроили, чтобы нищенка что-нибудь продавала, самодельные пуговицы или что-то такое…

Анна подалась вперед:

– А не морскую лаванду?

Джилли удивленно посмотрела на нее:

– Точно, морскую лаванду… А почему ты так сказала?

– Вот именно, почему? – подхватила Сцилла. – Ты не могла знать. В дневнике этого нет!

Анна покачала головой:

– Я и не знала. Мне просто вдруг в голову пришло, что они морскую лаванду… маленькими букетиками…

– Анна у нас прямо волшебница, – сказал Эндрю.

– Да, но все равно странно как-то, – заметила Джилли. – Марни всегда очень нравился кермек… морская лаванда. Разве я вам не говорила? Только ей не разрешали приносить цветы домой: лепестки, мол, падают, пыль, грязь…

– Кто не разрешал? – спросила Джейн.

– Две служанки и няня. Моя мама знай повторяла: как не стыдно оставлять ребенка на попечении прислуги! Со служанками я, помню, так и не познакомилась, а вот нянька противная тетка была, как ни посмотри…

– Расскажите! Расскажите! – загомонили младшие Линдсеи.

– Помилуйте! – преувеличенно возмутилась Джилли. – Как же падка нынешняя молодежь на истории о жестокости былых времен! Боюсь, никакой ужасающей драмы я вам не поведаю… Ну, разве что в пересказе моей мамы – она мне говорила позже, когда все выплыло. Судя по всему, нянька в отсутствие родителей обращалась с Марни из рук вон скверно, а дуры-служанки знай запугивали ее всякими жуткими россказнями. Девочка, по сути, росла совершенно заброшенной, хотя со стороны было и не догадаться. По крайней мере, я не догадывалась…

– Что ж она не пожаловалась? – спросила Сцилла.

– Она не смела. Бедняжка была совершенно запугана: к примеру, ей обещали, что, если откроет рот, ее запрут в старом ветряке. То-то она так боялась его… – Джилл указала на дневник, по-прежнему лежавший у нее на коленях. – Вот тут прямо так и написано: «Эдвард хочет отвести меня на ветряную мельницу. Я ТУДА НЕ ПОЙДУ!»

– Во, во! Расскажите про Эдварда! – обрадовался Мэтью. – Кто это такой?

– Это был очень дальний родственник Марни. Даже не припомню, встречались ли мы с ним тогда… Но конечно, потом они поженились, так что я его разок все-таки видела – на свадьбе.

Джейн пришла в восторг при этих словах.

– Так и есть! – заулыбалась она и с торжеством оглянулась на мать. – Я же сразу сказала: зуб даю, они с Эдвардом женятся, когда вырастут! Он хоть милый был?

– О да, именно так, полагаю… По крайней мере, я уверена, что к ней он был очень добр. Хотя… хотя, пожалуй, держался чуточку слишком сурово. Ну вот опять же в дневнике: «Он говорит, я должна повернуться к своим страхам лицом… поддразнивает меня…» И всякое такое. Даже в детстве он на нее давил, хотя, конечно, совершенно этого не хотел. – Джилли перечитала последнюю запись и сказала: – Да, этот ветряк… Он-то и был причиной всех бед. Правда, все хорошо, что хорошо кончается, так что…

– Что хорошо кончается? – настойчиво спрашивала Присцилла. – Что там произошло?

Джилли напряженно морщила лоб.

– Увы, я толком не знаю, что в действительности случилось. По-моему, никто этого так и не выяснил, а я вообще слышала эту историю из вторых уст, от матери. Известно только, что однажды ночью, когда родителей не было дома, Марни куда-то исчезла. Служанки перепугались и подняли местных на поиски. Случилось, однако, так, что нашел девочку сам Эдвард; тут-то они, верно, пожалели, что вынесли сор из избы! Он говорил, что нашел Марни лежащей на полу наверху лестницы на ветряке. Он вынес ее оттуда на руках, а потом встретил поисковый отряд. Это моя мать слышала от нашей служанки; поди разбери, где правда, а где обычные кривотолки. В любом случае тогда-то все и начало выплывать…

– Что начало выплывать? – спросила Анна.

– То, как ее обижала нянька, то, что о ней никто как следует не заботился… Однако сама Марни не обмолвилась ни словечком ни единой живой душе… так что даже тогда не все сразу выяснилось. Ее опять наказали – заперли в комнате. Родителям же сказали, что она убегала с Эдвардом и пряталась с ним на мельнице. Думаю, ее нянька была до смерти перепугана, ведь половина деревни знала, что девочка потерялась, – и, простите, пыталась прикрыть свой зад. Рада вам сообщить: ничего у злой тетки не получилось. Марни почти сразу отправили в закрытый пансион, а няньке велели собирать манатки и убираться. Поделом ей!