Миа Марч - Время прощать

Все было очень романтично.

После ужина они сидели на каменном крыльце и смотрели на залив. С этой стороны гавани можно было различить гостиницу «Три капитана» на холме.

– Иногда я сижу здесь и смотрю на флюгер, – признался Гриффин, касаясь бедром ее бедра. – Вижу его и ощущаю себя связанным с тобой.

Изабел была слишком счастлива, чтобы говорить, поэтому улыбнулась ему, взяла за руку.

Тогда Гриффин поцеловал ее. Поцелуй был сладостным и жарким. Изабел обняла его и от всей души вернула поцелуй. Гриффин взял ее за руку и повел через гостиную по коридору. В свою спальню.

Изабел помнила, как убирала в его номере в гостинице, снимала простыни, нюхала наволочки и гадала, каково лежать под ним. На нем.

Очень скоро она узнала. И это стало воплощением всех ее фантазий.

На следующий день, сидя за детским столиком в игровой комнате в детском крыле Прибрежной больницы и играя в настольную игру с четырехлетним пациентом, чья уставшая мать пошла в кафетерий выпить кофе, Изабел могла думать только о том, что однажды у нее появится свой ребенок. Биологический, усыновленный или ребенок мужа. У нее будет собственный ребенок, которому она отдаст всю свою любовь, станет матерью. Хорошей матерью, Изабел не сомневалась. И не потому что старшая медсестра не раз и не два сказала ей об этом за последние недели. Или потому что это сказал Гриффин, когда они наконец пошли на прогулку – с тех пор они гуляли уже несколько раз – в тот вечер, когда она наладила отношения с Алексой.

Она знала это, потому что любила. Потому что бодрствовала у постели тетки в больнице в ту ночь, когда Лолли привезли туда с угрожающей жизни инфекцией, поразившей ее ослабленный организм. Потому что поддерживала перепуганную до безумия Кэт, сердцем болея за свою дорогую, милую двоюродную сестру. Потому что успокаивала свою родную сестру. Обнимала Перл.

Она любила этих людей. Любила.

«Вот что нужно, помимо прочего, чтобы быть матерью, – поняла Изабел. – Нужно любить. Остальное – приятные приложения к любви».

Уходя после смены, Изабел остановилась перед окошечком отделения для новорожденных, чтобы полюбоваться на крохотные личики, выглядывающие из-под белых чепчиков и полосатых одеялец. Всего два месяца назад она стояла здесь в слезах, не зная, кто она есть.

Изабел улыбнулась.

«Решай, кто ты есть, – сказала она, обращаясь к милому личику спящего младенца. – Никогда не позволяй никому решать за тебя, кто ты есть».

В тот вечер Изабел заглянула к Лолли. Та крепко спала, хотя не было еще и половины восьмого. В промежутке между инфекцией и вторым сеансом химиотерапии, к которой Лолли наконец подготовили, ее тетка настолько ослабла, что ей становилось все труднее передвигаться по дому. У нее был ходунок, и она с удовольствием сидела перед венецианским окном своей комнаты, обращенном на задний двор. Ей нравилось наблюдать, как Чарли играет со Счастливчиком, заставляя его приносить брошенную палку. Однажды она даже засмеялась, когда палка приземлилась на кучу листьев, которые сгребла Кэт, и они взметнулись живописным вихрем красного, желтого и рыжего.

Счастливчик лаял, а Чарли кружился, подняв над головой руки. Листья сыпались на него дождем.

Кэт лежала на кушетке, которую доставили несколько недель назад, как только сестры установили у Лолли круглосуточное дежурство: дневная сиделка, а затем, ночью, Изабел, Кэт или Джун. Кэт полулежала с блокнотом и карандашами. Она рисовала свадебный торт. Для своей ли свадьбы? – оставалось загадкой для всех.

В последние дни Кэт мало общалась с Оливером и Маттео. На все вопросы отвечала: «Хочешь лепешку с корицей?» Поэтому Изабел и Джун оставили сестру в покое. Какой бы выбор ни сделала Кэт, Изабел знала, что в основе решения будет настоящая причина. А это важнее всего.

Перл просунула голову в дверь и сказала, что пришла посидеть часок с Лолли, поэтому Изабел и Кэт обняли ее и перешли в гостиную, где Джун ползала на коленях по полу, собирая крошки и кусочки сыра – кто-то из гостей опрокинул тарелку с крекерами и сыром. Изабел и Кэт помогли с уборкой, потом сели на свои любимые места, которые занимали во время киновечеров, хотя уже много недель не смотрели в гостиной кино.

Изабел бросила взгляд на видеотеку: любимые, часто просматриваемые фильмы с Мэрил Стрип занимали целую полку.

– Лолли сказала, в эту пятницу хочет посмотреть «Из Африки». – Она встала и отложила фильм, потом вернулась на диванчик.

– Она умирает, я знаю, – заплакала Кэт. – Это ее любимый фильм с Мэрил Стрип. Для нее он священный, как и «Выбор Софи». «Из Африки» мама видела только один раз и сказала, что он столько для нее значит, что она никогда не сможет посмотреть его снова. А если попросила его, значит, она понимает…

Изабел и Джун встали с диванчика и сели на пол рядом с пуфом Кэт.

– Она просто себя плохо чувствует. Ты знаешь Сьюзан, через два дома от нас? У ее матери рак груди, и она переболела той же инфекцией, что и Лолли. И выкарабкалась. После этого прошла еще три сеанса химии.

– Но моя мама умрет, – прошептала Кэт. – Может, не на следующей неделе или даже не в следующем месяце, но врачи говорят, мне нужно рассчитывать на три месяца.

– Боже, как человек может это принять? – Изабел закрыла глаза.

– Мы должны, – отозвалась Джун, на глазах у нее выступили слезы.

Изабел сжала руку сестры.

– Не могу представить, что буду просыпаться здесь каждое утро и не увижу Лолли, идущую по коридору на кухню, а оттуда на крыльцо. Она часть этого дома.

Кэт уставилась на Изабел.

– Ты будешь просыпаться здесь каждое утро?

– Да. Если ты меня оставишь. Я ничего так не хочу, как жить в «Трех капитанах» и управлять гостиницей. Мне это нравится. Не чудо ли? Место, откуда мне не терпелось уехать в восемнадцать лет, место, куда я через силу приезжала дважды в год на праздники, теперь мое убежище. Мне нравится заниматься с гостями, готовить завтраки, работать с гостиничными ассоциациями. Мне даже нравится убирать.

– Это много значит, – покачала головой Кэт. – Впрочем, это значит все. Это значит, что я могу оставить «Трех капитанов», не тревожась и не нанимая управляющего. Думаю, Лолли это не понравилось бы… чужой человек руководит ее гостиницей. И мы ведь никогда не продадим ее, правильно?

– Ну, это было бы твоим решением, – подала голос Джун. – Но мне бы не хотелось, чтобы гостиницу когда-нибудь продали. От меня тут помощи мало, но я тоже люблю это место и буду помогать в свободное от работы в книжном магазине время.

– Это будет нашим решением, – заявила Кэт. – Даже если Лолли оставит гостиницу только мне, в чем я сомневаюсь, я ничего не предприму без вашего согласия. Это наш дом.