Даниэла Стил - Пегас

Экономка и лакей принесли подносы с обедом. Отец разрешил дочке закутаться в одеяло и сесть в кресло возле камина, а сам начал рассказывать о недавней охоте. Увы, даже столь незначительное усилие утомило Марианну, и сразу после обеда она вернулась в постель; впрочем, когда Алекс поцеловал дочь на прощание, лоб оказался прохладным.

– Спокойной ночи, мой ангел, – с улыбкой произнес он, глядя в небесно-голубые глаза.

– Ни у кого больше нет такого замечательно отца, – ответила Марианна. – Я самая счастливая дочка на свете.

Сердце Алекса растаяло: он испытывал к дочери такое же восторженное чувство. В эту минуту Марианна вспомнила, о чем хотела рассказать за обедом, но забыла.

– Сегодня слушала радио. В Берлине прошел какой-то странный парад. Солдаты маршировали строем и пели песни, как будто на войне. А потом фюрер произнес речь и обратился ко всем с требованием присягнуть на верность Третьему рейху. Мне вдруг стало очень страшно… как по-твоему, папа, может начаться война? – Вопрос прозвучал по-детски наивно. Гитлер не уставал повторять, что оккупация Австрии позволит избежать войны, что аннексия разрешит все противоречия.

– Нет, не думаю, – успокоил Алекс, хотя знал, что два месяца назад в стране прошла мобилизация. – Полагаю, положение не настолько опасное, как кажется. К тому же здесь, в самом сердце Баварии, нас не коснутся никакие неприятные события. Спи спокойно, дорогая. Сладких тебе снов. Постарайся проснуться здоровой. Но в школу лучше несколько дней не ходить; пока ограничимся конюшней.

Марианна улыбнулась: слова отца развеяли страх, успокоили, вселили надежду на продолжение счастливой жизни. А днем, когда фюрер кричал по радио, вдруг показалось, что случится что-то ужасное, что весь мир неизбежно изменится. Да, именно так Гитлер и заявил. Очень хотелось верить, что прав не он, а папа. Вождь должен говорить такие слова, чтобы взбодрить и вдохновить массы, а с их домом ничего плохого никогда не случится. Погружаясь в сон, Марианна думала о предстоящем рождественском бале, о веселье и радости. До праздника оставалось всего два месяца, так что пришла пора начать приготовления. Тобиас рассказал, что в этом году впервые примет участие во взрослом празднике и ему даже купят фрак и цилиндр. Очень смешно. Он, конечно, красивый мальчик, но все равно еще совсем маленький. Да и сама Марианна не чувствовала себя взрослой. Мысли как-то незаметно скользнули к черному жеребенку: она помнила, как впервые увидела новорожденного липициана и поразилась, что он не светлый, а вороной. Но потом малыш вырос и превратился в роскошное белоснежное создание – точно такое же, как другие, парящие в воздушном танце. С мыслью о восхитительных лошадях Марианна уснула: волшебные существа жили в безупречно-прекрасном мире, где ничто плохое не могло нарушить счастливое течение дней; где, как пообещал папа, она навсегда останется в безопасности.

Утром Николас сел в ярко-синий «бугатти» и поехал в большой особняк в дальней части поместья, куда старший фон Бинген переселился после свадьбы сына: фамильный замок он уступил молодым, считая, что так будет правильнее. Уже тогда он начал убеждать Николаса принять руководство хозяйством; попытки продолжались и по сей день, однако успеха не имели. Молодой граф ограничивал свою деятельность посещением арендаторов, встречами с друзьями и воспитанием сыновей. Последнее занятие он считал полноценной работой, потому что мальчики росли без матери. Пауль фон Бинген одобрял заботу о детях, однако считал необходимым, чтобы сын больше интересовался землей и готовился принять бразды правления. Сам же Николас в свои сорок три года чувствовал себя совсем молодым и верил, что его час пробьет еще очень не скоро. Отцу исполнилось шестьдесят пять; он тоже всегда выглядел моложе своих лет. Пауль фон Бинген и сейчас оставался красивым, полным жизненных сил мужчиной, однако сегодня он выглядел неважно. Войдя в библиотеку и устроившись в кресле возле стола, Николас заметил, что отец бледен, утомлен и хмур.

– Хорошо себя чувствуешь? – с тревогой спросил он.

– Да, – коротко ответил Пауль. Мрачно взглянул на сына, встал и закрыл дверь. Судя по выражению лица, отец готовился к серьезному разговору, возможно, даже к нотации. Эх, куда интереснее было бы прокатиться верхом вместе с Алексом! А теперь вот предстояло скучать. Но ничего не поделаешь: время от времени приходилось выслушивать лекции на тему ответственности, чувства долга и обязательств, налагаемых богатством и наследием предков. Основные положения и аргументы проповеди Николас давно знал наизусть, так что сейчас собирался с духом, чтобы услышать очередное повторение. Отец вернулся за стол, однако начинать не спешил: молчал, словно взвешивая слова, что вовсе на него не походило. Как правило, он сразу бросался в атаку и начинал уверенно излагать отлично отрепетированный перечень обязанностей и запретов. Вот уже двадцать лет Николас покорно выслушивал неизбежный монолог и сейчас терпеливо ждал начала.

– Хочу рассказать тебе о том, о чем еще ни разу в жизни не упоминал, – сдержанно заговорил Пауль, и сын взглянул с удивлением. Кажется, предстояло что-то новое. Но что же?

– В молодости я во многом походил на тебя. А если честно признаться, вел себя еще более необузданно. Ты питаешь слабость к хорошеньким женщинам и быстрым машинам, и в этом нет ничего плохого. К тому же ты замечательный отец и любящий сын.

– Это ты замечательный отец, папа, – смущенно перебил Николас. – И с необыкновенным терпением относишься к моему нежеланию заниматься хозяйством. Дело в том, что у тебя это получается просто гениально, и было бы стыдно испортить все, что ты успел сделать.

В ответ Пауль лишь холодно улыбнулся. Да, сегодня что-то явно изменилось к худшему. В его настроении ощущалась пугающая печаль. Только бы не болезнь! Тревога лишь усилилась, когда отец задумался, подыскивая нужные слова.

– Что-то случилось? – прямо спросил Николас, но отец не ответил, что также показалось странным.

– В двадцать один год, – заговорил Пауль, не глядя на сына, – я встретил твою мать. В двадцать два появился на свет ты. Она была очень молода и необыкновенно хороша собой. Ты унаследовал ее глаза, хотя на этом сходство заканчивается.

Николас знал, что, если не считать темных волос, в точности похож на деда фон Бингена.

– Девушка выглядела поистине экзотически, и мне казалось, что мы с ней ровесники. Летом, когда делать было нечего, разыгрался бурный роман, и результат не заставил себя ждать. Уже потом я узнал, что соблазнил пятнадцатилетнюю девочку, а в шестнадцать появился на свет ты. Стоит ли говорить, что отец и мать в восторг не пришли – особенно после того, как узнали, кто ее родители. Отец оказался одним из наших арендаторов; точнее, не он сам, а его родственник. Семейство приехало на лето из города, чтобы помочь в работе на ферме: вот почему раньше я красавицу не видел. А в первую же встречу влюбился без памяти. Арендаторы прежде считались нашими слугами, и это обстоятельство особенно раздражало отца. Я же настаивал на своем чувстве, причем искренне. Наверное, никто в этом возрасте не понимает, что такое любовь, к каким неожиданным последствиям и непредвиденным осложнениям она способна привести. Когда возлюбленная сообщила о беременности, я поступил так, как счел правильным: женился на ней в часовне нашего поместья, к колоссальному недовольству родителей. Мой отец, твой дед, заключил договор с ее отцом: никто не должен был узнать о нашей свадьбе, а сразу после рождения ребенка предстоял развод. Знакомый юрист согласился расторгнуть скоропалительный брак в Мюнхене. А главное, супруга пообещала сразу отдать младенца.