Даниэла Стил - Пегас

– А что я скажу сыновьям? – Николас окончательно растерялся: ситуация казалась дикой, нелепой, устрашающей. В пятнадцать лет Тобиас вряд ли сможет что-то понять, а Лукас в свои шесть и подавно. Да он и сам ничего не понимал. – Что мы должны покинуть Германию, потому что считаемся здесь преступниками? Мальчики даже не знают, кто такой еврей. А мне придется объяснить им, что из-за того, что Германией теперь правит сумасшедший, мы вынуждены покинуть родной дом и отправиться в чужую страну, где ничего не имеем и никого не знаем. Но ведь это же самое настоящее безумие!

– Да, безумие, – печально согласился Пауль фон Бинген. – Когда ситуация нормализуется, что рано или поздно обязательно произойдет, вы сможете вернуться, но сейчас выход один: спасаться бегством. Генрих объяснил это очень доходчиво, и я ему верю. Иного выбора не существует. Напишу письма всем, кого знаю, а ты постарайся вспомнить, не сможет ли кто-нибудь помочь деньгами или работой.

Николас снова опустился в кресло и долго молчал, а когда заговорил, удивил отца ответом.

– Люди, с которыми я учился в Англии, занимаются теми же делами, что и мы: охотятся, ездят верхом, управляют поместьями. Никто из них не работает. А я хочу попытаться разыскать свою мать и встретиться хотя бы однажды. Даже если она не захочет меня знать, увидеть ее будет интересно. – Внезапно это стало очень важно, хотя он и не мог ответить почему: мать, которая бросила, едва родив, странным образом притягивала. Раз она жива, значит, необходимо ее увидеть, посмотреть в глаза.

– Понимаю и постараюсь помочь, – спокойно и уверенно ответил Пауль, хотя известие его явно не порадовало. Сорок три года Хедвиг Шмидт отсутствовала в его жизни, и возвращать ее из прошлого не хотелось. Однако в первую очередь предстояло заняться делами более важными, чем удовлетворение любопытства Николаса в отношении матери. – Нельзя тянуть время. Нужно как можно быстрее отправить вас в безопасное место. – Ни отец, ни сын понятия не имели, как это сделать, однако сознавали, что необходимо что-то придумать. От этого зависело благополучие, если не сама жизнь. Мысль об отправке в трудовой лагерь привела Николаса в ужас, а Пауль не мог представить ничего страшнее, хотя Генрих Мессинг намекнул, что это может оказаться лишь первым шагом, а дальше будет еще хуже. Он не хотел бы, чтобы это произошло. Пауль представил, что бы случилось, если бы давний друг не приехал, и вздрогнул: Николаса и детей застали бы врасплох и схватили…

– Давай поговорим попозже, – обреченно попросил Николас. – Хочу подышать свежим воздухом.

– Куда ты собрался? – встревоженно спросил Пауль, опасаясь за сына.

– В Альтенберг, к Алексу, – ответил Николас. В минуты горя и радости он первым делом мчался к другу.

– И что же, обо всем расскажешь?

– Пока не знаю. Просто хочу немного побыть там, у него. Когда соберусь уезжать, расскажу обязательно. К тому же нужно подумать, кому следует написать и вообще с чего начать. В Штатах я никого не знаю. – С таким же успехом это могла бы быть другая планета, а представить себя учителем в английской школе Николас не мог. Да и вообще не мог представить, что уедет из Германии. Куда? Зачем?

– У меня есть кое-какие знакомые, – спокойно ответил Пауль. – Напишу каждому из них, попрошу помочь тебе найти работу и по возможности поддержать материально.

– Могу работать конюхом или учителем танцев, – с печальной улыбкой произнес Николас, однако он почти не шутил. Кроме этого он вряд ли что-то умел. Впрочем, и за лошадьми ухаживал только в детстве, однако знал, что справится.

– Постараюсь найти занятие понадежнее, – пообещал отец, хотя пока не знал, каким образом сумеет это сделать. Ради спасения сына и внуков он был готов на любые жертвы.

Через несколько минут Николас уже ехал в своем «бугатти», глубоко погрузившись в размышления. За рулем прекрасной спортивной машины он думал о том, что привычная жизнь закончилась на долгие годы, если не навсегда. А Пауль пытался смириться со скорой потерей семьи и разлукой с самыми близкими, дорогими людьми. Мелькнула мысль поехать вместе с ними, но как же бросить поместье? Нет, он должен остаться на своей земле, со своими арендаторами, чтобы вести хозяйство и хранить наследие предков, которое с детства привык свято уважать. Да и немолод он уже, чтобы мотаться по свету. Не хватало Николасу нянчиться со стариком, достаточно и детей. Пауль знал, что должен остаться дома, но сын вместе с мальчиками обязан бежать, причем немедленно.

Николас приехал в Альтенберг, оставил машину и прошел на конный двор, где друг уже работал с Плуто. Алекс методично заставлял питомца повторять различные аллюры, в долю секунды изменять направление, стоять на задних ногах, выполняя коронный трюк липицианов под названием «леваде». Трудно было не заметить, что за несколько недель учитель и ученик добились великолепных результатов: долгие часы занятий не прошли даром. Плуто обладал врожденным артистизмом, так что в Вене, несомненно, его ждал успех, хотя Алекс все еще находил, к чему придраться. Сейчас, увидев, что друг по обычаю уселся на ограде, он помахал ему в знак приветствия.

– Ну и как прошел разговор с отцом? – осведомился он через плечо. – Было очень страшно?

Николас пожал плечами. Лгать не хотелось, но еще больше не хотелось говорить правду. Пока он и сам не успел пережить всего, что услышал: новость оказалась слишком безобразной, слишком пугающей. Вместе с сыновьями ему предстояло бежать в неизвестном направлении, без цели, без средств к существованию. Рассказ отца до сих пор казался кошмаром, и хотелось одного: проснуться и узнать, что все это неправда, сон или дурная шутка. Однако он понимал, что не проснется. Алекс тем временем заставил коня совершать легкие прыжки – прием под названием «курбет». Николас уже много лет с интересом наблюдал, как старательно друг работал над этой фигурой, так же как и над другими знаменитыми, почти балетными движениями – «каприолем» и «крупадой», в которых сильные животные словно невесомо парили в воздухе. Сам Алекс называл эти фокусы «полетами над землей». Арабских лошадей он тренировал столь же искусно и терпеливо, как липицианов, обучая их и выездке, и работе в упряжи. Невольно Николас погрузился в увлекательный процесс и, забыв о собственной трагедии, несколько часов подряд наблюдал за уроком. Только сумерки заставили мастера прекратить работу, и подоспевший грум увел великолепного Плуто в конюшню. Прежде чем расстаться с конем, Алекс несколько минут что-то тихо ему говорил, словно благодарил за талант, старание и преданность. Сегодня конь трудился с особенным вдохновением. Николас спрыгнул с ограды, подошел к другу и увидел, что тот доволен результатом.