Бен Кейн - Ганнибал. Бог войны

Квинт думал об этом бессчетное число раз и все равно не жалел о том, что сделал. Пусть они не лихие наездники, но Урций и его товарищи ему дороги – более, чем кто-либо, не считая семьи.

– Если бы меня здесь не было, некому было бы проследить, чтобы ты не попал в беду, – ответил он.

Собеседник улыбнулся.

– Надо же такое сказать! Все как раз наоборот, и ты сам знаешь! Если б не я, тебя бы уже убили дюжину раз.

Правда заключалась в том, что оба уже не раз спасали друг другу жизнь, но поддразнивание вошло у них в привычку.

– Поступить в велиты было для меня единственным выходом, чтобы продолжать сражаться с Ганнибалом. Мой отец, да упокоят боги его душу, так рассердился на меня, что велел вернуться в Капую.

– Я помню. Но почему в самые низы пехоты? – Урций постучал пальцем по голове. – Выбрать это, когда мог греться на солнышке в семейном поместье?

– Ты не хуже меня знаешь, что я не собирался сидеть дома, ведь по стране рыскал Ганнибал. Стать велитом было для меня лучшим выбором.

– Полный болван, – снисходительно усмехнулся товарищ.

– Кроме того, я с тех пор сделал карьеру.

– Ты, может быть, и прекрасный гастат , но, бьюсь об заклад, твоя мать до сих пор этого не одобряет.

– Теперь ей придется смириться, – сказал Квинт.

Только оправившись от потрясения и облегчения, когда увидела его живым после Канн, Атия тут же выразила неудовольствие, что он перешел в пехоту. Прежде Квинт всегда слушался матери. Но не в тот день. Выслушав ее гневную отповедь, он сказал, что не собирается переходить обратно. К его удивлению, матушка отступилась.

– Только оставайся живым, – прошептала она. – Матери принимают любой выбор сыновей, каким бы он ни был. Так повелось издавна. По крайней мере, моя мать так говорила.

Урций стукнул по стволу дерева.

– Мне нужно помочиться.

Квинт хмыкнул. Ему подумалось о своем прежнем друге Ганноне. Жив ли он? Прошло четыре с половиной года с их последней встречи. С тех пор произошли десятки сражений между легионами и войском Ганнибала. Приятеля вполне могли убить. Если он выжил, то, наверное, сейчас на материке, так как войска Ганнибала еще не высаживались в Сицилии. Это успокаивало солдата. Ганнон был теперь одним из врагов, и будет лучше, если они больше никогда не встретятся. Он не мог удержаться от предательской мысли, что хотел бы, чтобы Ганнон был жив. Хотя много хороших людей, включая отца, погибло при Каннах.

– Вот и всё, – сказал Урций, возвращаясь. – Моего мочевого пузыря хватило бы, чтобы залить горящий дом.

– Ты слишком много выпил за ночь. Если Коракс застанет тебя пьяным на часах, то запросто убьет.

– Мы – двое из его лучших солдат, так что он нас не тронет, – ухмыльнулся Урций. – А кроме того, я не пьян. Просто немножко счастлив.

Юноша фыркнул, но его собеседник был, скорее всего, прав. Он переносил вино, как бочонок опилок впитывает воду. Квинт не мог столько пить, что в равной мере уязвляло его и радовало. Он мог бы обойтись без шуточек со стороны друзей насчет своего воздержания, но все же хорошо чувствовать себя после попойки в норме, когда остальные с серыми лицами потеют и блюют.

Он снова обвел глазами ландшафт, и его внимание привлекла вспышка света на дороге далеко на юге. Так труп привлекает стервятника.

– Смотри!

Урций моментально перестал подтрунивать над товарищем и подскочил к нему.

– Что?

Квинт указал вдаль.

– Я видел сверкнувший на солнце металл. Вот опять… И опять… Это не просто пара путников.

– И не торговый караван. Они теперь бывают редко.

– Значит, сиракузский дозор.

Они смотрели на приближающийся отряд. Коракс потребует подробности, а неизвестные были достаточно далеко, можно успеть подпустить их ближе и рассмотреть, кто они. Оба легионера неосознанно потянулись к мечам. Наконец друзья смогли различить, что отряд состоит из всадников и пеших солдат.

– Интересно, сколько всего воинов? – спросил Урций. – Я бы сказал, до пятидесяти всадников и в четыре-пять раз больше пехоты. А по-твоему?

– Около того. Ради Гадеса, что они собираются делать?

– Может быть, провести рекогносцировку вокруг Леонтин? Верно, не понравилось, что мы взяли их городишко обратно.

– Пожалуй, ты прав. Может быть, Гиппократ и Эпикид хотят показать характер. Этот отряд может быть разведывательным. А затем более крупные силы нападут на Леонтины.

Приятель подтолкнул его.

– В любом случае, нужно доложить Кораксу. Ты присматривай за ними, а я пойду.

– Хорошо.

Квинт уже приготовился сражаться. С тех пор как Гиппократ и Эпикид взяли город под свой контроль, все сиракузцы стали врагами. Коракс не позволит пропустить чужой отряд. Его обязанностью было защищать ведущую на север дорогу. И не важно, что сиракузцы числом превосходили его солдат. По меньшей мере, он попытается их остановить.

Жаль, что приближающиеся войска были не карфагенскими. Карфагеняне начали проклятую войну и убили его отца… Впрочем, сиракузцы нарушили освященный временем договор с Римом. Здесь они были врагами. Если мы убьем достаточно этих шлюхиных сынов, решил Квинт, если убьем их столько, что сможем построить мост на материк из черепов, Сенат, может быть, восстановит нас в правах. Хотя в глубине души он понимал, что особой надежды нет, так как даже если они проявят такую крайнюю свирепость, не было никакой уверенности, что это убедит Сенат в их преданности. Скорее всего, он, Квинт, так и закончит свои дни в Сицилии. И никогда больше не увидит мать и Аврелию…

– На что нам надеяться? – Знакомый голос вернул Квинта обратно к реальности.

Он резко повернулся и отсалютовал.

– Сильный вражеский отряд, центурион.

Коракс, человек средних лет с узким лицом и глубоко посаженными глазами, небрежно отсалютовал в ответ. Его глаза осмотрели дорогу на юге.

– Я вижу презренных псов, движущихся весьма нагло. Как будто это их земля, будь я проклят…

– Наверное, думают, что у нас нет здесь войск, – сказал Квинт.

– И в этом болваны ошиблись, – ответил Коракс с отвратительной ухмылкой. – Мы укажем им на ошибку, да?

Квинт и Урций переглянулись. Коракс всегда был суровым начальником, но с тех пор, как он спас им жизнь при Каннах, бойцы его почти обожествляли. Несмотря на нервозность, какая всегда бывает в предчувствии боевого столкновения, оба изобразили улыбку и в унисон ответили:

– Так точно. Лучше выдвинуться. Займем позицию задолго до того, как они приблизятся к нам.

Коракс выбрал участок для своего лагеря рядом с большим старым каменным дубом, который вырвало зимней бурей несколько месяцев назад, и его падение перегородило дорогу. В мирное время местные землевладельцы убрали бы это препятствие, но в нынешние дни путники только обрубили ветви, чтобы можно было пройти гуськом по одной обочине.