Бен Кейн - Ганнибал. Бог войны

Прошло еще несколько дней. Однажды вечером юноше показалось, что он мельком увидел возлюбленную на балконе, но он не посмел махнуть ей рукой, боясь, что кто-нибудь увидит. В бессильной ярости Ганнон решил поговорить с Клитом, своим единственным другом в Сиракузах. Сделав это, он отдаст свою жизнь в его руки, но теперь уже юноша был согласен на такой риск. Если не начать действовать, Аврелия останется вечно страдать от унижений в руках Гиппократа.

Он постучал в дверь Клита в тот же день, взяв с собой небольшую амфору вина и кусок лучшего окорока, какой можно купить за деньги. Из-за подарков Клит принял его еще радушнее. Предоставив Ганнону единственный табурет, он ловко сломал восковую печать на горлышке амфоры и налил две чаши. Подняв тост друг за друга, они выпили.

– Голоден? – Клит ткнул пальцем в окорок, который выложил на стол.

– Давай займемся им позже, когда вернемся из таверны.

Клит усмехнулся.

– Ага, мы идем в город, да?

– Да, было бы неплохо. Мои солдаты говорят, что есть хорошее местечко на задней улочке в Ахрадине. По общим отзывам, туда стоит сходить.

– «Трезубец Посейдона»! Ты про это место?

Ганнон ощутил легкое разочарование.

– Ты был там…

– Я переступал порог каждой таверны в Сиракузах. – Клит отхлебнул вина. – Впрочем, буду счастлив сходить туда еще раз. Особенно если ты платишь!

– Таково мое намерение, – подмигнул Ганнон. Он поколебался в нерешительности, но мысль об Аврелии заставила его продолжить. – Хочу попросить об одном одолжении.

Клит поставил чашу.

– Я как раз гадал, что у тебя на уме. Если это не нанесет вреда моему городу…

– Ничего такого, – быстро проговорил Ганнон.

– Тогда сделаю все, что в моих силах, – с широким жестом сказал Клит.

– Может быть, узнав, ты бы так не сказал.

– Ха! – Клит поднял руку, останавливая его. – Мне нужно еще вина.

Снова наполнив чаши и сделав большой глоток, он жестом предложил Ганнону продолжать.

– Помнишь ту римскую девушку, женщину, о какой я тебе рассказывал?

– Не так давно? Думаю, что помню… Та, которая замужем?

– Да. – Ганнон почувствовал, как его охватывают горячие чувства, но совладал с ними. Нужно, чтобы голова была холодной. – Она здесь. В Сиракузах.

– Шутишь!

– Нет. Видел ее около двух недель назад.

– Так вот почему ты так озабочен! Задумал, как бы ее трахнуть, да? – Клит зашелся хохотом, но, увидев, что Ганнон не присоединился, нахмурился. – Конечно. Она римлянка и не может свободно расхаживать по городу. Позволь угадать… Она пленница или рабыня, так?

Ганнон кивнул.

– Это будет нетрудно устроить. Положение командира среднего звена дает некоторые привилегии. Я пойду с тобой посмотреть, какой болван ее купил. Если ударить его несколько раз головой об стену, он увидит, как разумно будет продать ее тебе. Естественно, за гроши.

– Спасибо. Ты хороший друг, Клит. Но все не так просто.

– Почему же?

Ему пришлось бросить кости и рискнуть надеждой.

– Потому что ее владелец – Гиппократ.

У Клита захватило дыхание.

– Ты шутишь.

– Хотел бы я, чтобы это была шутка.

– Ты знаешь, что я поклялся служить Гиппократу и Эпикиду, обоим, не жалея сил, до самой смерти. – Голос Клита звучал твердо. Он уже связал себя обязательством.

– Раньше ты говорил, что Гиппократ может быть… – Ганнон помолчал, подыскивая слово. – Неприятным. Меня беспокоит, что он проделывает с Аврелией самые отвратительные вещи. Я не могу остаться в стороне и ничего не делать. Я должен освободить ее. – Клит ничего не говорил, и страх Ганнона возрос. – Здесь ничего общего с войной против римлян и моей верностью правителям. Если дойдет до такого, я умру, защищая ваш город. Клянусь тебе могилой моей матери.

Его слова потонули в зияющем молчании между ними.

– Будь я проклят, Клит, это женщина, которую я люблю, – сказал Ганнон.

Он уже видел, как стража Гиппократа приходит арестовать его. И был ошеломлен, когда Клит расхохотался.

– Что такого смешного?

– Твоя жгучая страсть, друг мой. Твои старания убедить меня, что твое желание не повлияет на военные усилия.

– Так ты поможешь мне?

– Как я могу не помочь? Ведь ты помог бы мне освободить мою возлюбленную, разве нет? Если бы это не противоречило твоей войне против Рима?

– Баал-Хаммон мне свидетель, помог бы! – с жаром подтвердил Ганнон.

– Значит, я прав. Нам нужен план, – заявил Клит. – Но особенно не надейся. Одно то, что нас двое, еще не значит, что все получится. Более вероятно, что у нас на глазах Гиппократа сбросят со стены.

Мрачное предупреждение не удержало Ганнона от улыбки. Теперь он был не один.

– К этому можно привыкнуть, – сказал Матвей, подставив лицо склоняющемуся к горизонту солнцу. – Теплое солнышко днем. Приятный ветерок с моря. Никаких командиров в пределах видимости.

– Как и долбаных сиракузцев, – добавил Урций, плюнув с деревянной стены в направлении осажденного города.

Квинт не собирался спорить с товарищами. И правда, в последние недели жизнь немного успокоилась, но после ужаса неудачного штурма Сиракуз солдаты не видели в этом ничего плохого. Кроме того, было большой удачей, что командующий Марцелл не взял их часть с собой, когда недавно отправился преподать урок городам, объявившим себя союзниками Сиракуз. Мегару Гиблейскую он взял штурмом и сжег в назидание тем, кто бросает вызов Риму. Хотя победу и рассматривали как нечто большее, чем возвращение одного городка, римляне понесли большие потери… Хватит думать об этом! Временами Квинт задумывался, не сдают ли у него нервы, отчего испытывал стыд. Он не признавался в этом ни одной живой душе, даже Урцию. Но теперь вспыхнул.

– Нам бы не помешало встретить вражескую атаку, – сказал он с жаром.

– А? – Матвей посмотрел на него, как на сумасшедшего. – С какого перепою тебе этого захотелось?

– Солдаты коснеют, если не видят активных действий, – огрызнулся Квинт.

– Спятил, – сказал Матвей, постучав по голове. – Меня вполне устраивает еще немного побыть в стороне от сражений.

Раздраженный и немного обеспокоенный, что кто-то разглядит правду под его бравадой, Квинт немного прошел вдоль укрепления. Секция, какую они охраняли, располагалась близ основного лагеря и включала одни из проделанных через равные промежутки ворот, выходивших на Сиракузы. Ворота открывались, только когда посылали дозор проследить за возможной активностью противника. К счастью, такое случалось редко. До сих пор солдаты испытывали разумное почтение к смертоносным устройствам Архимеда. «Зачем рисковать жизнью солдат на ничейной земле, когда не планируется никакого штурма стен? – думал Квинт. – Марцелл не такой дурак. Он временно бережет силы для того времени, когда они понадобятся».