Джесси Бёртон - Миниатюрист

Корнелия прикусывает нижнюю губу. Нелла молча взирает на пятерку мужчин – серебряные шлемы и сверкающие нагрудники, ни разу не побывавшие в настоящем сражении. Беги, Йохан, беги. И чем дальше, тем лучше. Увы. Он лежит сейчас наверху, скорбя по мальчикам, которые его бросили.

Мужчины, мрачнея, переминаются с ноги на ногу и нервно откашливаются. Похоже, из них пытаются сделать дураков. Они поглядывают на молодую хозяйку с неудовольствием, кое-кто даже разминает пальцы. Но Нелла уже поняла, что при всем желании они не могут ничего с ней поделать.

– Зачем он вам понадобился? – спрашивает она.

– Лучше не спрашивайте, – отвечает один из них.

– Я его жена, я имею право знать.

Презрительный смешок в ответ.

– Я здесь, – вдруг раздается голос у нее за спиной.

Йохан стоит на верхней площадке. Впалые щеки вбирают в себя окружающую темноту, из которой выступают лишь переносица да копна растрепанных волос. Нелла подавляет невольный вскрик. В спальне, при слабом свете горящих свечей, она не могла толком разглядеть, насколько же он сдал за это время.

Патрульные ждут, пока он спустится по лестнице. Только теперь, увидев эти торчащие скулы и глубоко запавшие глаза, посверкивающие, как две диадемы, они зябко поеживаются.

– Кто командует этим цирком? – спрашивает Йохан. Хоть он и говорит почти шепотом, в голосе чувствуется властность.

– Я, – отвечает первый патрульный.

Йохан приглядывается к нему.

– Роджер Аалберс, что ты тут делаешь?

Тот обращается к четверке:

– Возьмите его.

– Роджер, ты же приличный человек, – говорит Йохан.

Теперь Аалберс обращается к нему:

– Мы выполняем предписание мирового судьи и главного бургомистра, господин Брандт.

– Но почему? – вопрошает Нелла. – Что он такого сделал?

Йохан приближается к караульным, и те отступают, точно косяк рыбы, а их доспехи позвякивают вразнобой. Он выставляет вперед открытые ладони, как бы демонстрируя, что не оказывает сопротивления. Казалось бы, в чем только душа держится, но эти пятеро выглядят напуганными. А может, это-то их и пугает: костлявое лицо, космы, длинный, дурно пахнущий кафтан. Не такого Йохана Брандта они рассчитывали увидеть. Они готовились к схватке, к спектаклю.

– Господа, – говорит он, – это какая-то ошибка.

– Не оставляйте нас одних, хозяин, – раздается женский голос.

Йохан переводит взгляд на служанку.

– Ну конечно, Корнелия. Надо только с этим разобраться.

– Идемте с нами, Йохан, – говорит Роджер Аалберс. – Без лишнего шума.

– Зачем? Что вы собираетесь со мной делать? – спрашивает Йохан и, не дождавшись ответа, говорит: – Я с вами не пойду.

– У нас есть свидетели, Йохан, – говорит Аалберс. – На Восточных островах. Я не хотел, но мне пришлось…

– Но в чем меня обвиняют?

– Вас арестовывают за содомию.

Корнелия с криком бросается к хозяину:

– Нет! Нет!

Йохан берет ее за руку.

– У них нет доказательств, – успокаивает он ее.

– Неправда, Йохан. Есть свидетели. Мальчишка.

– Отошли их, – Йохан махнул рукой в сторону помощников Аалберса. – Я сам приду в «Стадхуйс» [10]и предстану перед главным бургомистром…

– Мы идем не в «Стадхуйс», Йохан.

– Что?

– Мы идем в «Расфуйс» [11].

Йохан хочет опереться на дверную ручку, но промахивается и спотыкается, наступив на край долгополого кафтана. Корнелия оседает на пол. Под свирепым взглядом Йохана караульные отводят глаза.

– Никогда не был в «Расфуйсе», – говорит он молодой жене, словно о веселой прогулке. А у Неллы сердце разрывается.

– Я прослежу, чтобы с вами хорошо обращались, – говорит Аалберс.

Йохан смеется.

– Вы скоро вернетесь к жене, – обещает ему главный караульный. – И все забудется.

Стоя на крыльце, Нелла провожает взглядом мужа, затерявшегося среди шлемов и нагрудников, а всю группу уже поджидает баржа. С набережной Аалберс отвешивает ей быстрый и несколько смущенный поклон. Нелла стоит на холодных ступеньках, вся дрожа в этот морозный февральский вечер. Она замечает силуэты в окнах соседей, которые, поймав ее взгляд, поспешно отступают. Никто из наблюдателей не приходит на помощь.

Две пары рук грубо вталкивают Йохана в кабину. На Неллу повеяло солью и всякими отходами, даже затошнило.

– Ради Христа… – взмолился арестованный.

– Вы там поосторожнее, – обращается Аалберс к своим подопечным. – Помните, кто он.

Но сам Йохан, похоже, уже забыл. Вид у него совершенно потерянный, и Нелле приходится глубоко дышать носом, чтобы сдержать наворачивающиеся слезы. Нельзя плакать на виду у патруля. Надо сохранять достоинство.

– Йохан! – выкрикивает она ему вслед, и эхо мечется между домами.

Он успевает обернуться, возвышаясь над бронированной охраной.

– Скажи Марин! – кричит он. – Она поможет.

Нелла провожает взглядом баржу, которая, добравшись до середины Херенграхт, сворачивает налево под мостом в сторону «Расфуйса». И канал снова пустеет.

Нелла медленно возвращается в холл.

– Они его убьют, – говорит Корнелия, все еще сидящая на полу.

Нелла присаживается рядом.

– Замолчи и никогда не произноси таких слов. – Она встает. – Мы должны отправиться в «Расфуйс».

– Вы не можете, – раздается голос сверху.

На верхней площадке, завернувшись в шаль, стоит Марин. Ее искаженный силуэт с выпирающим животом лежит тенью на стене.

– Я могу, – возражает ей Нелла. – Мы должны знать, что они собираются с ним делать.

– Публичные разборки? – Марин качает головой. – Это значит привлечь к нам всеобщее внимание. – Она закрывает глаза и потирает виски, а Нелла чувствует, как в ней поднимается волна холодной ярости.

– Если они узнают про него всю правду, его убьют. – Нелла поднимается по лестнице навстречу Марин. Она хочет ее ударить, выместить на ней всю свою ярость и страх, встряхнуть ее хорошенько и сбросить с лестницы. Она охвачена этим благородным, пусть и опасным порывом и больше ни о чем не думает. По ее щекам катятся горячие слезы.

– Марин, где ваше сердце? Вы думаете только о себе! – бросает она в лицо золовке.

У подножия лестницы стоит Корнелия, бледная, зареванная, кусающая покрасневшие губы.

– Я бы никогда так не поступила со своим братом, – говорит Нелла. – Никогда…

– Да ладно! Можно подумать! – огрызается Марин. – Первый раз в жизни я думаю о себе.

Она вдруг делает несколько шагов вниз, держась рукой за стену. Она прекрасна в своем гневе. Он, словно струя яда, разрезает стылый воздух. У Неллы пробегают мурашки по коже. Находиться в центре ее внимания – это и возбуждает, и пугает одновременно.

– Не трогайте меня, – предостерегающе говорит Нелла.

– Что ты обо мне знаешь? Ровным счетом ничего.