Аньес Ледиг - Мари в вышине

В нас осталось желание, но ослабела потребность. Как путешественники вырабатывают определенный ритм, менее напряженный, чтобы выдержать всю дистанцию. А раз уж я предполагал закончить свою жизнь рядом с ней, следовало поберечь лошадку. Мужчины об этом не распространяются, но когда лишние двадцать лет путаются у тебя под ногами – и между ног тоже, – это чувствуется.

В любом случае, я получал столько же радости от существования рядом с ней, как и в ней самой. Одна только мысль, что после рабочего дня я поеду наверх, к ней, оказывала тот же эффект, что и мои гигиенические души, от которых я, впрочем, не полностью отказался – все зависело от согласованности наших расписаний. В выходные я мог часами смотреть, как она работает. На тракторе она была точна, эффективна, но крайне экономна в движениях. Антуан был скорее из тех, кого заносит на щебне и кто тридцать три раза дернется туда-сюда ради одной-единственной задачи. Небось топлива у него уходило море. Его трактор был маленький, совсем крошечный по сравнению с хозяином – словно тринадцатилетний мальчишка уселся на пластмассовую игрушку, но он лихо с ним управлялся. Однажды я сказал об этом Мари, и она хохотала до упаду, что меня удивило. Она подержалась за бока, прежде чем смогла объяснить: у Антуана была одна теория, которая с неизбежностью соответствовала моему замечанию.

Как же я люблю, когда она смеется. Будто щедрый глоток кислорода – для меня, который до этого момента жил, задерживая дыхание.

Желания Мари тоже слегка поутихли, когда она начала понимать, что Антуан совсем захандрил. Я тоже смутно чувствовал неладное. Его отношения с Сюзи стали не совсем такими, как в момент, когда я вошел в их жизнь. А я совершенно не представлял, что мне делать в их совершенно дикой ситуации. Я не мог отталкивать Сюзи под тем предлогом, что крестный на самом деле ее настоящий отец и что ему будет больно, если она начнет искать себе другого. Но я также не мог на голубом глазу отнять у него дочь и надеяться, что он не среагирует. Хотя он в эти игры играть не желал, чем здорово выводил меня из себя. В конце концов, идея помешать Мари уехать в Испанию принадлежала ему. Они все хорошо обдумали. Только вот не приняли во внимание возможность появления нового мужчины в жизни Мари. А я взял и появился. Если бы она съездила осемениться в Испанию, ситуация была бы проще. Но не мне судить. В любом случае, дело сделано, и результат оказался скорее трогательным. У нее был ум матери и улыбка отца. К тому же она неплохо рисовала. Так что и мне нашлось местечко в этой маленькой семейке, и я решительно был настроен рисовать с ней вместе, чтобы развить то, что в ней уже было заложено.

Итак, что делать? Мы не могли попросить Сюзи игнорировать меня и снова стать исключительной собственностью ее отца/крестного.

Отношения с Антуаном становились напряженней с каждой неделей. Он приходил все реже, забирал к себе Сюзи только от случая к случаю и посылал Мари куда подальше, когда та просила помочь. А со мной практически не разговаривал.

Прибавьте сюда его собственную мать, которая приехала к нему на недельку и объявила, что отец хочет продать ферму и намеревается всласть попользоваться деньгами и потратить по максимуму, чтобы его пидору-сынку досталось как можно меньше.

Какой же сволочью надо быть, чтобы не только придумать такой план, но еще и осуществить его.

Антуан был вне себя. Не из-за бабла. Хотя наследство для крестьянина часто означает возможность купить трактор побольше. Так-то так, но нет, Антуану было плевать.

Нет, Антуан был вне себя из-за глубины презрения к тому, кем он был.

Да пошло оно все! Если он злится на родителей, пускай, я сам злюсь на своих, но с какой стати забиваться в угол и брюзжать на весь мир…

Я впервые увиделась с его матерью. Антуан никогда о ней особо не распространялся. Никто не выставляет напоказ постыдные секреты и отвратительные семейные подробности, в которые и поверить-то трудно. Ведь, по сути, открещиваться от своих генетических предшественников означает не исключать риск, что ты и сам являешься носителем того, что для тебя настолько неприемлемо. Антуан искал укрытие в дальнем уголке нашей горной долины, чтобы забыть, откуда, а главное, от кого он произошел. А вовсе не для того, чтобы взбалтывать свое прошлое, как взбалтывают свиную кровь, чтобы помешать ей свернуться. Нет, Антуан хотел прижечь раны, прижечь по живому, зажав ремень в зубах, чтобы никогда больше об этом не говорить. О своем отце он даже не упоминал. После того как Антуан во всем признался, тот больше не сказал ему ни слова. Возможно, это он стоял и за оскорбительными письмами, и за актами вандализма. Неужели некоторые родители до такой степени неспособны с этим смириться? Я думала, что для отца и матери важнее всего благо их детей.

А оказывается…

Но я все чаще встречаю примеры абсолютно обратные. Они хотели, чтобы он женился на девушке из их деревни, отцу которой принадлежали земли чуть выше по склону, сразу за их фермой. Обговоренный брак с целью расширить землевладение. Ему пришлось признаться в своей гомосексуальности. Дольше разыгрывать комедию было невозможно. И потом, у него была и своя гордость, и своя честь.

Они не виделись уже лет шесть. Антуан больше не возвращался в Канталь, а она не покидала своего дома. Он звонил ей два раза в год. На ее день рождения и на Рождество. Профсоюзный минимум. Он не мог понять, с какой стати она заявилась на целую неделю, чтобы повидаться с сыном, по которому вроде бы совсем не скучала.

Его это не воодушевило. В последние недели он был ворчлив, не пускался в доверительные разговоры, как раньше, – из-за Оливье, но эту новость все-таки пришел мне сообщить. А еще спросил, может ли он как-нибудь зайти вместе с ней, чтобы представить свою крестницу , которой так гордился. Я не видела никаких препятствий.

Она была мелкой старушонкой, несмотря на свой высокий рост. Теперь мне стало понятнее, откуда взялись габариты Антуана. Ей было шестьдесят четыре, а на вид лет на десять больше. Конечно же, в синтетическом платье с кричащим узором, в коричневых туфлях на толстом каблуке и серой кофте домашней вязки. Тряпка тряпкой. Маржори хлопнулась бы в обморок. Она воплощала классический стереотип старой крестьянки в цветастой юбке и с толстым задом. Это с виду. А характер еще гаже. Антуан нервничал, когда нас знакомил. Он предупредил, что мать у него со странностями . Меня смутили ее глаза. Коварный, лживый, почти мучительный взгляд. Я попыталась вспомнить, кого она мне напоминает. Есть! Куницу, которую я застала в амбаре, когда она пыталась утащить в пасти куренка. С видом невинным, но убийственным.