Армандо Перес - О чем молчат мужчины… когда ты рядом

– А ему ты сказала, что вернешься на Сицилию?

– А сам ты как? – меняет она тему. – Уже два года грозишься приехать ко мне на несколько месяцев.

– Да, пожалуй, мне стоило бы сменить обстановку. Но не сейчас.

– Уж не замешана ли здесь девушка из магазина винтажа, та, в кудряшках, а, братец? Как ее зовут?

Я открываю стеклянную дверь, и в мастерскую врывается волна проклятого весеннего воздуха. Я захлопываю дверь.

– Ева. Ее зовут Ева.

Похоже, я вызвал духов, потому что не проходит и часа, как я вижу ее.

Я стою рядом с Аделой в очереди в « Калифорния Бейкери », имя Лео сыграло свою роль, и нас удостоили фразой: « Если вы можете подождать минут пятнадцать, мы посмотрим, что можно сделать, как только освободится столик », вместо: « Вы с ума сошли заявиться сюда без предварительной записи? Пошли прочь, негодяи! »

Пятнадцать минут растягиваются на двадцать пять. Пока мы ждем перед дверью переполненного заведения, мимо проходит группа друзей Аделы, направляющихся в другой ресторан, они останавливаются поболтать с ней. Я не знаю, как это получается у моей сестры, но, похоже, и она тоже уже перезнакомилась с половиной города. После первых обменов любезностями я отворачиваюсь, пустопорожняя болтовня о последних американских телесериалах не для меня. Я лениво размышляю о том, как серые здания улицы Ларга контрастируют с яркими цветастыми платьями идущих по ней девушек. Что-то задерживает мой взгляд на трамвайной остановке, и я вижу, как из подошедшего трамвая выходит девушка.

С того небольшого расстояния, что нас разделяет, я угадываю в ее фигуре что-то знакомое. И мгновенно узнаю по движению, каким она, едва сойдя на асфальт, оглядывается на кого-то, кто стоит позади нее, на верхней ступеньке трамвая. Я узнаю поворот плеча, тонкую линию лица и шеи, когда она поднимает голову вверх. И даже представляю себе улыбку на ее лице.

Это она. Ева. И пока я жду, когда она обернется ко мне, чтобы помахать ей рукой, понимаю, что она не одна. С ней мужчина, высокий брюнет. Наверное, тот самый жених. Он тоже спускается на асфальт, что-то говорит ей.

Они идут в нашу сторону. Оба выглядят довольно элегантно: на нем хорошо отглаженные темные брюки и белая рубашка с расстегнутым воротом, она в платье цвета зеленоватой воды, которое впервые не смотрится на ней мешком, а, напротив, она очень женственна в нем, с его декольте лодочкой и юбкой в мелкую складку, скользящей по ее коленям.

Это она. Ева. И пока я жду, когда она обернется ко мне, чтобы помахать ей рукой, понимаю, что она не одна. С ней мужчина, высокий брюнет.

Темно-синие босоножки оставляют открытыми изящные ступни. Пальцы ее ног притягивают мой взгляд, и, будто прорвав плотину, на меня обрушивается видение тысяч набросков этих ступней и этих ног, распростертых на моем диване.

Она уже в нескольких метрах от меня, и я убеждаюсь, что ей очень идет это платье. Ее только что вымытые и уложенные локонами волосы, кажется, имеют тот же зеленоватый оттенок. Иногда мой глаз именно так воспринимает тот или иной цвет, разлагая его на тысячи составляющих его отдельных красок. Вот и сейчас в каждой детали Евы я вижу эти нежно-зеленые оттенки. Она – само воплощение весны.

Да, она прямо-таки расстаралась ради воскресного выхода в свет с женихом.

Но оба идут по отдельности, не держась за руки. Он не обнимает ее, не делает ни одного жеста в ее сторону. Они вообще не касаются друг друга. Иногда перебрасываются взглядами, поскольку продолжают разговаривать. Они не кажутся сердитыми друг на друга, а их разговор, скорее всего, из разряда ни к чему не обязывающих и малоинтересных для обоих. Если быть точным, говорит он один, в то время как ее глаза блуждают по зданиям, витринам и вывескам. И поэтому, неизбежно, я попадаю в поле ее зрения.

Она также мгновенно узнает меня. Приостанавливается было, но инерция увлекает ее вперед, и она спотыкается. Ее жених не смотрит на нее, поэтому ничего не замечает и ничего не делает, чтобы поддержать ее. Только когда она, опустив голову, снова ускоряет шаг, спрашивает, все ли с ней в порядке. Она рассеянно кивает и поднимает на него взгляд. Потрясенная, но взявшая себя в руки.

Интересно, представит ли она его мне, когда они подойдут поближе, спрашиваю я себя, забавляясь. И тут же сам себе отвечаю: плохая мысль.

Интересно, представит ли она его мне, когда они подойдут поближе, спрашиваю я себя, забавляясь. И тут же сам себе отвечаю: плохая мысль. Она явно смутится, увидев нас вместе, его и меня. Ему придется несладко, когда он поймет, какая реальность его ждет. Она же может испытать такое сильное чувство вины перед ним, что наплюет на наше свидание в среду.

Я не могу допустить этого. Быстро отворачиваюсь и вклиниваюсь в беседу Аделы с ее друзьями:

– Послушай, Адела, здесь все места заняты, а я есть хочу…

Включив все обаяние, на которое способен в этой экстремальной ситуации, я улыбаюсь каждому из ее друзей по очереди.

– …а твои друзья так симпатичны, что грех расстаться с ними… Что вы скажете, если мы присоединимся к вам за бранчем? Не помешаем?

Вообще-то миланцы не любят менять программу, как не любят открывать тебе дверь в час ночи, когда ты внезапно оказываешься перед ней. Но эти – настолько же миланцы, насколько и я, нет больше настоящих миланцев в этом городе, поэтому они легко позволяют себе согласиться с моим предложением. Вероятно, они так же голодны, и им так же надоело торчать у этого ресторана.

Я читаю очевидное облегчение в глазах обоих парней, которым до чертиков надоела болтовня подружек, и они опасались того, что могут потерять заказанные места.

– А что, прекрасная идея, перекусим вместе, – говорит один из них.

– Не думаю, что будет проблемой добавить пару стульев, у них большие столы, – присоединяется другой.

Одна из девушек поднимает руку, чтобы поправить прическу, хотя в этом нет никакой необходимости, и демонстрирует совершенно гладкую подмышку, которая, кажется, выстлана перламутром. Зачастую эта часть женского тела покрыта волосками, аналогичными тем, что растут у женщин на самом интимном месте, это своего рода приманка к тому, что сокрыто. Женщинам это хорошо известно или они об этом догадываются, иначе почему бы им так часто не поднимать руки, даже если в этом нет необходимости?

Приятель девушки, поймав мой нескромный взгляд, реагирует на уровне подкорки, и, едва мы делаем первый шаг по тротуару, он полуобнимает ее и притягивает к себе. Это лишний раз подтверждает мое представление о том, что под личиной любого цивилизованного мужчины скрывается самец с его инстинктом обладания самкой, готовым при первом знаке опасности метить территорию. Отбрасывая иллюзии, должен сказать, что я сам такой же.