Тим Тарп - Захватывающее время

– Этот тип – подонок из подонков. Не верится, что после этого твоя мать продолжает жить с Рэнди.

– Я ей ничего не рассказала.

– Что? Зря. Это же изнасилование несовершеннолетней, и по закону за него грозит срок.

– Я вообще никому не рассказывала.

– Даже Кристал Криттенбринк?

– Да. Только тебе.

Мы оба лежим и молчим. Я не знаю, что говорить после такого признания. Через некоторое время я чувствую, как по моему плечу текут слезы.

– Не плачь, – говорю я ей.

– Я, наверное, тебе противна, – говорит она.

– Ничего ты мне не противна. Почему ты так решила?

– Тебе даже не хочется разговаривать со мной. Я глажу ее по голове.

– Я размышляю. Есть нечто, что я тебе не рассказывал, да и никому тоже. Но ты, как и я, должна пообещать, что не возненавидишь меня. – Она обещает. – Помнишь, я говорил, что мой отец работает на верхнем этаже «Чейза»?

– Ага.

– Ну вот, я врал. Я с младших классов всем вру насчет этого. Даже Рикки. Правда в том, что я не знаю, где мой отец. После того как мама вышибла его, он просто исчез. И я стал воображать, будто он превратился в крупного бизнесмена. Я так увлекся, что почти сам поверил в это, так что, возможно, это не полная ложь, а только наполовину.

– И от него больше не было никаких вестей?

– Давным-давно я получил открытку на день рождения – думаю, что от него. В сущности, моя мама вышвырнула его прочь, а теперь она бы с радостью вышвырнула меня. Но так уж устроен мир. Все в нем расходный материал.

Она обнимает меня за талию и кладет голову мне на грудь.

– Не переживай, – говорит, – я никогда не вышвырну тебя.

У девчонок неправильное представление о том, как у парней складываются отношения друг с другом. Похоже, они думают, будто мы только делаем, что говорим о спорте и порнухе, рассказываем пошлые анекдоты и хвастаемся своими подвигами на сексуальном фронте. Или врем о своих победах. Да, действительно, часть из этого правда, но если у тебя есть лучший друг, от него у тебя нет тайн. С ним ты можешь открыть все двери. Ну, может, кроме одной. Я никому не могу рассказать историю об Эйми и сыне моржа Рэнди.

Когда я рассказываю Рикки о том, что переспал с Эйми, я, поверьте, ни капельки не хвастаюсь. Хвастовство – это удел тех, у кого плохо стоит. Однако меня ждет разочарование: Рикки воспринимает мой рассказ совсем не так, как раньше.

– Эй, чувак, – говорит он, – кажется, ты уверял меня, что до этого у вас с ней не дойдет. Я думал, ты не будешь настолько углублять ваши отношения. Значит, ты теперь трахаешь ее?

– Все совсем не так, – возражаю я. – Это не трах.

– Серьезно? Ну, я расскажу, как все это видится мне. Такое впечатление, что ты из тех кидал, которые охотятся на слабых. Из таких, которые обещают столетней слепой бабке перекрыть крышу, а потом сваливают с деньгами. Ты такой же. Снял сливки с этой девчонки – и ищи ветра в поле. Это подло, чувак.

Я говорю, что все совсем не так. Я рассказываю ему о чистоте, как она напоминала святую за молитвой, а он отвечает:

– Да-да, конечно. Тебе просто хочется верить, что она именно так и выглядела. Это игра твоего воображения, и ты сам веришь, будто все было чисто и невинно.

– И что? Разве мы не нуждаемся хоть в капельке чистоты? Ведь я именно об этом, о единении душ.

– Точно, – говорит он. – Преподобный Саттер Кили, человек, способный спасти душу любого, кроме себя самого.

– Думай, что хочешь.

Я спрашиваю себя, в чем причина его непонимания, не в том ли, что с Бетани у них до постели еще не дошло? Если так, то я бы этому не удивился. Он, вероятно, еще на ранней стадии, когда держатся за ручки. Что плохо, если хотите знать мое мнение. Если ты вынужден по воскресеньям ходить с девчонкой в церковь, то было бы логично ложиться с ней в постель в субботу вечером.

А вот что меня по-настоящему удивляет, так это то, как воспринимает новость Кэссиди. Мы встречаемся в наш обычный четверг – Маркус и Эйми, кажется, спокойно относятся к нашим с ней встречам, во всяком случае, они так говорят, – и я в этот замечательный день пытаюсь изложить ей свою теорию чистоты. Я опасался, что она порубит меня в капусту за то, что я воспользовался благосклонностью Эйми, но ее реакция совершенно иная. Она говорит:

– Знаешь, я восхищаюсь тобой, ты молодец, что встречаешься с Эйми.

– Восхищаешься? Странное какое-то слово.

– Нет, я имею в виду вот что: сначала я думала, что ты потянулся к ней от отчаяния, но сейчас вижу, что это не так. В прошлом году мы с ней вместе сидели на французском. Она робкая и все такое, но очень основательная. Признаться, меня удивило то, что ты разглядел все это в ней, однако, чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь, что в этом есть смысл. Вы отлично подходите друг другу.

– Что значит: она основательная, но ты сомневалась, что я разгляжу это? Ты сомневалась, что я тоже могу быть основательным?

– Нет, ты знаешь, что дело не в этом. Я просто думала, что ты не увидишь всего этого в девушке, которая ходит в куртке, похожей на большой фиолетовый мяч.

– Ну, сейчас эта куртка в шкафу.

– Ну, ты же понимаешь, о чем я. Девочка, которая не слишком искушена в плане внешности.

Возможно, под этим «не слишком искушена» она не имеет в виду ничего плохого, но почему-то я чувствую себя морально обязанным перед Эйми и машинально принимаюсь защищать ее «белую, как алебастр» кожу.

Кэссиди смотрит куда-то в сторону, такое впечатление, будто у нее вдруг появилась необходимость изучить купальню для птиц.

– Что ж, хорошо, – говорит она, но мне кажется, что она не горит желанием узнавать подробности моей сексуальной жизни с Эйми в той же степени, что и я – ее с Маркусом. – Дело в том, что я рада, что вы вместе. Она подходит тебе.

Да что такое с людьми? Почему все думают, будто я нуждаюсь в чьем-то благотворном влиянии?

– Кто знает? – Она лукаво улыбается мне. – Может, ты и добьешься чего-нибудь.

– Эй. – я подмигиваю ей. – я уже многого добился. Я абсолютное чудо из чудес.

Она хохочет.

И это странно. Прямо у меня на глазах наши отношения переживают некую сюрреалистическую метаморфозу. Прежние наши чувства друг к другу еще не исчезли, но продолжают все быстрее и быстрее улетучиваться. Все нормально, говорю я себе. Я сейчас с Эйми. Кэссиди – просто еще одна моя бывшая. Все нормально. Возможно, она своего рода новая, мутировавшая, невиданная разновидность друга, но все равно она только друг.

И это хорошо, говорю я себе. Это действительно очень хорошо. Мы можем обсуждать что угодно, не опасаясь нарваться на мины-ловушки, подстерегающие парня и девушку, которые состоят в отношениях. Да, говорю я себе, все это здорово.

Но почему-то после расставания с ней в тот день на меня накатывает большая и толстая потребность нажраться в хлам.