Виктория Хислоп - Остров

В четыре часа утра Гиоргис, окончательно измученный, поднялся в свою спальню. Он буквально онемел и не знал, то ли это от горя, то ли он вообще утратил способность чувствовать. Даже возвращение Марии ничего теперь не значило.

Киритсис пробыл в доме около часа, но сегодня он больше ничего не мог сделать. Завтра, которое уже почти наступило, он собирался помочь организовать похороны, но пока что должен был немного поспать в свободной комнате над таверной Фотини и Стефаноса.

Даже когда в их селении ничего не происходило, деревенские обожали посплетничать, а уж теперь они не успевали перевести дыхание. Пролить некоторый свет на события, приведшие к убийству Анны, смог Антонис. Ранним утром, когда несколько мужчин еще сидели за столиками в баре, он выложил все, что знал. Уже несколько недель назад он заметил, что Маноли посреди дня куда-то на несколько часов исчезает. Конечно, это нельзя было назвать прямым доказательством, но все равно позволяло как-то объяснить, что довело Андреаса до убийства собственной жены. К тому же за прошедшие дни настроение Андреаса становилось все хуже и хуже. Он то и дело кричал на всех, с кем сталкивался, и рабочие стали не на шутку его бояться. Гроза собиралась, напряжение нарастало. До этих пор Андреас пребывал во тьме, блаженно не замечая поведения жены, но как только он, открыв глаза, вышел на яркий свет и увидел правду, у него оставался только один путь. Завсегдатаи бара сочувствовали Андреасу, многие сошлись на том, что и они бы дошли до убийства, обмани их вот так жены. Мужское достоинство грека не могло вынести подобного бесчестья.

Лидаки, похоже, был последним, кто видел Маноли, исчезнувшего теперь без следа, хотя его драгоценная лира по-прежнему висела на стене за стойкой бара.

– Он приходил сюда вчера, около шести вечера, – сообщил хозяин бара. – Был бодрым, как всегда, и казалось, собирается остаться на праздник.

– Но после того его никто не видел, – сказал Ангелос. – Наверное, ему было неловко встречаться с Марией.

– Но он ведь не думал, что по-прежнему обязан жениться на ней? – удивился кто-то.

– Вряд ли, зная Маноли, но все равно он, похоже, хотел держаться от нее подальше, – предположил Лидаки.

– Лично мне не кажется, что это как-то связано с Марией, – покачал головой Антонис. – Думаю, он просто знал, что его время вышло.

Тем же утром Антонис поднялся на холм к дому Маноли. Он ничего не имел против этого обаятельного, но пустого типа. С Маноли было хорошо выпить и поболтать, но все равно необходимо было проверить мелькнувшую у Антониса мысль, что Маноли может лежать в своем доме в луже крови. Если Андреас убил свою жену, он вполне мог не пройти и мимо своего кузена.

Антонис сначала заглянул в окна. Все внутри выглядело как обычно: это был беспорядок дома холостяка, где кастрюли и тарелки стояли как попало, занавески задернуты лишь наполовину, на столе виднелись крошки, стояли наполовину пустые бутылки вина – именно это и ожидал увидеть Антонис.

Он подергал дверь и, обнаружив, что та не заперта, решился войти внутрь. Наверху, в спальне, ему предстала картина, еще более ярко свидетельствовавшая о том, что живший здесь человек был не слишком аккуратен, но Антонис увидел также и следы поспешного бегства. Ящики комодов остались выдвинутыми, одежда выплескивалась из них, как лава из жерла вулкана. Распахнутые дверцы платяного шкафа позволяли видеть пустые вешалки. Незаправленная постель со скомканными простынями и примятой подушкой – это Антонис также ожидал увидеть, но что действительно подсказало ему, что ощущение пустоты в доме было не случайным, так это упавшие фотографии в рамках, которые стояли на комоде у окна. Выглядело все так, словно фотографии опрокинули в спешке, к тому же две рамки оказались пустыми, снимки из них были выдраны. Все говорило об одном. Да и грузовик Маноли исчез. Так что теперь Маноли мог быть уже в любой части Греции. Но искать его никто не собирался.

Отпевание Анны состоялось не в главной церкви Плаки, где искал убежища Андреас, а в часовне на окраине деревни. Это небольшое строение смотрело на море, и из него всегда была видна Спиналонга. Ничто, кроме соленой воды, не разделяло маленькое кладбище на берегу и место последнего упокоения прокаженных, где лежали в земле останки матери Анны.

Не прошло и двух суток после смерти Анны, как небольшая группа одетых в темное людей собралась в душной часовне. Семья Вандулакис не явилась. С момента убийства они заперлись в четырех стенах своего дома в Элунде. Мария, Гиоргис, Киритсис, Фотини, Савина и Павлос стояли, склонив головы, пока священник читал над гробом молитвы. Волны ладана плыли из кадильницы, пока звучали слова о прощении грехов и вечной жизни, и все почти беззвучно повторяли их.

Когда настал момент погребения, все вышли наружу, под безжалостные солнечные лучи. Слезы и пот, смешиваясь, текли по щекам. Никто не мог до конца поверить, что в деревянном ящике, который должен вскоре исчезнуть в темноте, действительно лежит Анна.

Когда гроб опустили в яму, священник взял горсть земли и высыпал на его крышку.

– Эта земля принадлежит Господу, – сказал он, – как и все, кто живет на ней.

Пепел из кадила посыпался вниз, смешиваясь с сухой землей, и священник продолжил:

– Даруй упокоение душе рабы твоей… – Священник говорил не спеша, нараспев. Эти слова произносились тысячи раз, и они как будто заворожили собравшихся, проливаясь с губ священнослужителя. – О, чистая и незапятнанная Дева, заступись за душу рабы твоей…

Фотини подумала о том, пожелает ли чистая и незапятнанная Дева заступаться за душу Анны. Если бы Анна сама была менее запятнанной, они бы все не стояли теперь здесь.

К тому моменту, когда служба подходила к концу, голос священника состязался с армией из тысяч цикад, чей неумолчный шум достиг пика ко времени произнесения последних слов.

– Дай ей отдых на груди Авраама… Пусть память о тебе будет вечной, сестра наша, и пусть тебя ждет вечное блаженство. Кирие элейсон. Кирие элейсон. Господи, помилуй.

Прошло несколько минут, прежде чем кто-либо тронулся с места. Мария заговорила первой, поблагодарив священника за службу, а потом пришла пора возвращаться в деревню. Мария пошла домой вместе с отцом. Гиоргис сказал, что ему хочется спать. Больше он ничего не желал. Фотини с ее родителями вернулась в таверну к Стефаносу, который занимался на берегу с Петросом и шкодливым Маттеосом. Стоял тихий полуденный час. Все вокруг замерло.

Киритсис должен был ждать Марию на скамейке на площади, в тени дерева. Марии нужно было на несколько часов уехать из Плаки, они собирались в Элунду. Это должно было стать первой поездкой Марии за четыре года, если не считать короткого пути со Спиналонги на Крит. Мария жаждала хотя бы короткого уединения, хотя бы на час.