Виктория Хислоп - Остров

– Маноли? Женится на Марии? Только через мой труп! – вскрикнула Анна со страстью, какой никогда не видел в ней Андреас. Она перешла все границы. – С чего ты вдруг такое решил? – Анна не желала оставлять эту тему.

– А почему бы ему и не жениться? Они ведь обручены, то есть почти поженились, – снова поддразнил ее Андреас.

– Замолчи. Замолчи! – закричала Анна, когда Андреас остановил машину, и ударила мужа.

Ярость ее реакции потрясла Андреаса.

– Бог мой! – проревел он, отбиваясь от Анны, осыпавшей его градом ударов. – Ты его любишь, так ведь?

– Да как ты смеешь такое говорить! – завизжала она.

– Почему бы тебе не признаться в этом, Анна? Я ведь не полный дурак, сама знаешь, – произнес Андреас, пытаясь совладать с собственным голосом. Анна замолчала, как будто весь ее гнев мигом испарился. – Я знаю, что это так, – сказал Андреас, теперь уже почти спокойно. – На прошлой неделе я как-то пораньше вернулся домой, и Маноли был там, с тобой. И как давно это у вас?

Анна уже истерически смеялась и плакала одновременно.

– Годы! – выпалила она. – Годы и годы!

Андреасу показалось, что алые губы Анны улыбаются так, словно она прямо в этот момент испытывает экстаз. Если бы она стала все отрицать, Андреас имел бы возможность отступить, предположив, что, в конце концов, он все-таки ошибся, но признание жены стало величайшей насмешкой над ним. Он должен был стереть с ее лица эту глумливую усмешку.

Одним стремительным движением Андреас сунул руку в карман куртки и достал пистолет. Анна даже не посмотрела на него. Она откинула голову назад, круглые бусины подпрыгивали на ее шее от смеха. Анна словно обезумела.

– Никогда… – Она задыхалась, окончательно свихнувшись от возбуждения, потому что наконец-то говорила мужу правду. – Никогда я не любила никого, кроме Маноли!

Ее слова щелкнули, как хлыст, прорезав воздух вокруг Андреаса.

На центральной площади деревни Киритсис наблюдал за тем, как первые брызги фейерверка взлетели в ясное небо. Ракеты должны были запускать каждый час до самой полуночи, каждая из них взрывалась с яростным шумом, разбрасывая фонтаны искр, которые отражались в спокойном море, как некие драгоценности. Когда первый залп фейерверка закончился и его свет погас, настала минута тишины, и теперь должен был вновь заиграть оркестр. Но прежде чем музыканты успели приняться за дело, послышались еще два громких и неожиданных хлопка. Киритсис посмотрел вверх, ожидая увидеть очередной взрыв сверкающих искр, падающих с неба, – но тут же стало ясно, что дело в чем-то другом.

Послышался шум со стороны парковки рядом с площадью. Там всего несколько минут назад остановилась чья-то машина, и теперь стало видно, что на переднем пассажирском сиденье неподвижно лежит какая-то женщина.

Киритсис побежал к машине. На мгновение ему показалось, что вся толпа просто окаменела. Люди пришли в ужас оттого, что подобное могло произойти прямо в разгар веселья, и их это парализовало, но все расступались, пропуская врача.

Киритсис пощупал пульс женщины. Он был слабым, но признаки жизни еще присутствовали.

– Нужно ее переместить, – сказал он доктору Лапакису, уже догнавшему его.

Как по волшебству, появились одеяла и подушки, принесенные из ближайшего дома, и мужчины, осторожно достав женщину из машины, уложили ее на землю. Толпа по их просьбе отошла на уважительное расстояние, чтобы не мешать врачам делать свое дело.

Мария пробилась вперед, чтобы посмотреть, не может ли и она чем-то помочь. Но когда женщину уложили на одеяло, она вдруг поняла, кого именно держат в перепачканных кровью руках доктора. И в толпе тоже многие узнали ее, и послышался общий вздох ужаса.

Ошибки быть не могло. Черные волосы, пышная грудь, нарядное платье, теперь пропитавшееся кровью, дорогое платье, какого даже в праздники не могли надеть деревенские. Да, никто не усомнился в том, что это Анна Вандулакис. Мария упала рядом с ней на колени.

– Это моя сестра, – сквозь рыдания шепнула она Киритсису. – Моя сестра…

Кто-то в толпе громко закричал:

– Найдите Гиоргиса!

Через несколько секунд Гиоргис уже стоял на коленях рядом с Марией, безмолвно рыдая при виде старшей дочери, чья жизнь угасала раньше срока.

Через несколько минут все было кончено. Анна так и не пришла в сознание, но она умерла на руках тех двоих, кто любил ее сильнее всех, и они отчаянно молились о спасении ее души.

– Почему? Почему? – сквозь слезы повторял Гиоргис.

Мария знала ответ, но не собиралась ничего говорить отцу. Это лишь усилило бы его горе. В этот страшный момент молчание и неведение помогли бы ему больше, чем что-либо другое. Гиоргис все равно скоро узнает правду. Но в будущем его никогда не перестанет мучить мысль о том, что он в один и тот же вечер обрел одну дочь и потерял другую.

В толпе быстро нашлись свидетели события. Один человек сквозь открытое окно машины слышал, как пара ссорилась за несколько минут до выстрелов, а какая-то женщина утверждала, что сразу после стрельбы видела убегавшего по улице мужчину. Ее слова заставили нескольких человек поспешить в сторону церкви, и не прошло и десяти минут, как они вернулись с подозреваемым. Он все еще держал в руке пистолет и не делал никаких попыток противиться задержанию. Мария узнала его уже издали. Конечно же, это был Андреас.

Плака была потрясена глубочайшим образом. Да, все предполагали, что этот вечер станет незабываемым, но не таким же образом. Некоторое время люди стояли вокруг, тихо переговариваясь. Но вскоре весть о том, что убита сестра Марии, а муж Анны уже задержан за это преступление, разнеслась повсюду.

Величайший праздник внезапно закончился самым трагическим образом, и теперь людям не оставалось ничего, кроме как разойтись. Музыканты куда-то исчезли, остатки еды были убраны со столов, с уезжавшими афинянами тихо попрощались, пожелав им начать новую жизнь с родными и друзьями. Тем, кому ехать было не так далеко, местные предложили переночевать у них, чтобы на следующий день отправиться в свои деревни и городки в других частях Крита.

Андреаса Вандулакиса увезли под охраной полицейских, ему предстояло провести ночь в тюремной камере в Элунде, а тело Анны отнесли в маленькую часовню у моря, где оно и должно было остаться до похорон.

Дневные температуры не становились ниже. Даже теперь, когда ночь уже уступала место дню, в воздухе висела душная жара. Во второй раз за сутки маленький дом Гиоргиса был полон народа. В прошлый раз люди приходили, предвкушая праздник. Теперь они готовились к горестным сетованиям. Приходил и священник, но, увидев, что при таких трагических обстоятельствах он вряд ли сможет дать какое-то утешение, ушел.