Маргарет Джордж - Последний танец Марии Стюарт

Лорд-канцлер зачитал на латыни распоряжение о проведении судебного слушания над нею согласно «Акту о безопасности королевы»; Мария возразила, что новый закон был принят только ради того, чтобы оставить ее в заключении.

Парламентский пристав Гоуди, представлявший английскую корону, встал и обвинил ее в попытке убить Елизавету и организовать иностранное вторжение в Англию. И то и другое считалось государственной изменой по «Акту о безопасности королевы» независимо от того, как давно и по какой причине он был принят. Потом он подробно рассказал о заговоре Бабингтона и обвинил Марию в том, что она знала о нем, содействовала ему и обещала помочь мятежникам, а также подсказывала им средства и способы его осуществления.

– Я знала Бабингтона пажом в доме Шрусбери, – ответила Мария. – Но после того, как он уехал в Лондон, я никогда не встречалась с ним, не писала ему и не получала от него посланий такого рода. Я также не организовывала заговор с целью убийства вашей королевы и не вступала в него.

Это было то, чего бы он хотел от нее; она была обязана сказать это в память о нем.

– Но Бабингтон признался! – заявил Гоуди. – Да, он сознался во всем, словно надеялся, что это даст ему какие-то преимущества. Как будто признанием в государственной измене можно купить помилование!

«Он признался! – с упавшим сердцем подумала Мария. – Он предал себя и свои убеждения». Она внутренне поморщилась, представив его сломленным. Такое состояние было хуже смерти.

– Он рассказал нам о переписке с вами; он даже любезно воспроизвел по памяти одно из писем. Как выяснилось, он говорил правду, потому что у нас есть заверенная копия оригинала!

У Марии все поплыло перед глазами. Откуда они достали его? Тайный канал… как его обнаружили?

Теперь заговорил Уолсингем.

– Дело с пивоваром с самого начала было нашим замыслом, – объявил он, глядя прямо на нее.

Значит, это задумал Уолсингем: пуританин с болезненно желтым лицом в строгом черном камзоле с брыжами. Она с гневным изумлением смотрела на него.

«Это их рук дело! – подумала она. – И я с самого начала клюнула на их наживку…» Ее замутило.

Уолсингем полностью зачитал письмо Бабингтона и ее ответ. Она вдруг задалась вопросом, действительно ли Бабингтон написал это письмо. Может быть, это лишь фальшивка Тайного совета.

– Я… возможно, Бабингтон написал это письмо, но пусть докажут, что я получила его! А для доказательства моего согласия на злой умысел необходимо иметь послание, написанное моим собственным почерком. Кроме того, если Бабингтон сознался в подобных вещах, почему его казнили вместо того, чтобы свести нас лицом к лицу, когда он мог бы свидетельствовать против меня? – Она с горечью огляделась по сторонам. – Я обращаюсь к закону, принятому в пятнадцатый год правления Елизаветы, где ясно сказано, что никого не могут обвинить в покушении на жизнь монарха без клятвенных показаний законно признанных свидетелей.

– А я думал, вы не разбираетесь в английских законах, – язвительно заметил Сесил. – Видите, джентльмены, насколько можно верить ее заявлениям и опровержениям?

– Письмо Бабингтона может быть фальшивкой! – воскликнула она. – Откуда вы знаете, что его не вскрывали? Оно явно прошло через множество рук. Это дело рук Уолсингема! Он не остановится ни перед чем, лишь бы добиться моей смерти!

Уолсингем встал, гневно сверкая глазами.

– Я призываю Бога в свидетели, что не сделал ничего, недостойного имени честного человека. Как государственный служащий, я также не сделал ничего недостойного или порочащего мою должность! – заявил он. – Признаю, что, будучи крайне обеспокоенным безопасностью королевы и самого королевства, я внимательно изучал любые намерения, направленные против них. Если бы Бабингтон или Баллард предложили мне любую помощь в этом деле, то я бы не отказался от нее; о да, я воздал бы им по заслугам! Если я получил какую-то помощь от них, то почему они не сказали об этом ради спасения своей жизни?

– Я говорю лишь о том, что мне известно, сэр: вы не брезгуете созданием собственных улик! – ответила Мария. – Теперь вы видите, как опасно доверять злопыхателям; прошу вас не больше доверять им, чем я доверяю вашей искренности!

Слушание продолжилось чтением показаний Нау и Керла. Секретари подтвердили текст письма Бабингтона.

– Эти признания были получены под угрозой пытки, – настаивала Мария.

Чтение показаний продолжилось с перерывом на поздний завтрак. Марию мучила жажда, и она была близка к обмороку. Выдержка начинала изменять ей, и она чувствовала себя так, как будто на нее нападала стая волков.

Во второй половине дня были изложены новые подробности. Показания Керла и Нау подверглись повторной оценке, а потом Сесил обвинил ее в отказе подписать Эдинбургский договор. Дальше настала очередь заговора Перри и участия Моргана; Марию спросили, почему она назначила Моргану королевскую пенсию. Она парировала вопросом о том, почему Елизавета назначила пенсию лорду Джеймсу и другим шотландским мятежникам.

Ей были предъявлены другие обвинения: согласие на английский королевский герб и титул в 1558 году, объявление себя единственной законной наследницей Генриха VII, предположительное составление родословной, где она доказывала свое происхождение от древних монархов Британии через Эдмунда Железнобокого. Также рассматривался ее отказ опровергнуть заявление папы римского, назвавшего ее королевой Англии. Судебные исполнители даже не ожидали своей очереди, выкрикивая: «Виновна, виновна, виновна!» Звуки голосов сливались в бессвязный рокот, заглушавший треск дров в огромном камине. Наконец лорд-канцлер объявил о переносе слушаний на завтрашний день.

Мария настолько обессилела, что едва смогла вернуться к себе без посторонней помощи. Но она была исполнена решимости держаться прямо, пока заседатели могли видеть ее. Когда она вошла в комнату, то лишь прошептала ожидавшим ее слугам: «Дело еще не кончено».

Вытянувшись в постели, она постепенно уняла дрожь в теле. Судебное слушание продолжалось почти восемь часов. Предъявленные свидетельства выглядели убийственно; было ясно, что она обречена.

«Однако мне кажется, что я защищалась хорошо и умело, – подумала она. – Возможно, у некоторых из них сложится более благоприятное мнение обо мне, чем то, с которым они пришли на суд. Иисусе, их так много, в том числе людей, с которыми я хотела встретиться раньше! И дорогой старый Шрусбери тоже был там; он не проронил ни слова… Хаттон, изможденный и постаревший… Сэр Ральф Сэдлер, который видел меня обнаженной в младенчестве и осматривал меня… Кто бы мог подумать, что он переживет меня. Все эти джентльмены, титулованные дворяне – сколько их там? Девять графов, тринадцать баронов, шесть тайных советников…»