Брюс Кэмерон - Жизнь и цель собаки

Мама появилась на второй день. Она сказала, что я хороший пес, а я чувствовал запах моего мальчика от ее одежды. Я обрадовался и даже поиграл с Герцогиней в ее любимую игру – «тащи носок» – примерно с час. Мама Челси подала очень пахучий кофе.

– Да что же устроил этот мальчик? Зачем ему поджигать ваш дом? Он мог вас убить.

– Не понимаю. Тодд и Итан были друзьями.

Я повернулся, услышав имя Итана, и Герцогиня, улучив момент, выдернула носок из моей пасти.

– Но это точно Тодд? Кажется, полицейские говорили, что анализ крови – долгое дело.

– Он сознался, как только его начали допрашивать, – сказала Мама.

– Дикий поступок!

Герцогиня совала мне носок, чтобы я попытался его отнять. Я гордо смотрел в сторону.

– Он сказал, что сам не знает, зачем это сделал.

– Господи… Вы знаете, Тодд всегда казался мне странным. Помните, он ни с того ни с сего толкнул Челси в кусты? Мой муж пришел в ярость. Он поговорил с отцом Тодда – и я думала, они подерутся.

– Я даже не слышала. Тодд ее толкнул?

– А Сади Херст говорила, что поймала его, когда он заглядывал в окно ее спальни.

– Вроде бы она точно не опознала…

– А теперь уверена – Тодд.

Ловким выпадом я вцепился в носок. Герцогиня не сдалась и зарычала. Я потащил ее по комнате.

– А Бейли просто герой. Тодду на ногу наложили восемь швов.

Услышав мое имя, мы с Герцогиней замерли. А вдруг собачьи галеты? Носок между нами провис.

– Его фотографию попросили для газеты, – сказала Мама.

– Хорошо, что я заставила Бейли помыться, – сказала мама Челси.

Что? Опять мыться? Я только что мылся!.. Я выплюнул носок, Герцогиня весело затрясла его и победно поскакала по комнате.

– А как Итан?

Мама опустила кофейную чашку. Услышав имя мальчика и почувствовав вспышку беспокойства от Мамы, я подошел к ней и положил голову ей на колени. Она потрепала меня по голове.

– Пришлось вставить спицу в ногу, и у него… шрамы. – Мама повела рукой перед лицом, а потом закрыла ладонями глаза.

– Ох, мне так жаль, – сказала мама Челси.

Мама заплакала. Я положил лапу ей на ногу, чтобы утешить.

– Бейли, хороший пес, – сказала Мама.

Герцогиня сунулась своей глупой мордой прямо ко мне, из ее пасти свисал носок. Я тихонько зарычал, и она, озадаченная, убралась.

– Ребята, ведите себя хорошо, – сказала мама Челси.

Потом мама Челси угостила Маму пирогом – а собак нет. Герцогиня лежала на спине, держа носок лапами над собой – совсем как я играл с Коко на Дворе целую вечность назад.

Пришли какие-то люди; я сидел с Мамой в гостиной и щурился от ярких вспышек – как молния, только без грома. Потом мы пошли к нашему дому, который теперь был укрыт листами пластика, хлопавшими на ветру, и там тоже были вспышки.

Через неделю Мама взяла меня кататься на машине, и мы переехали в «квартиру» – маленький домик внутри большого здания, полного таких домиков. Там было много собак, в основном маленьких, но вечером Мама повела меня к ним на цементный двор. Сама она сидела на скамейке и разговаривала с людьми, а я бегал вокруг, знакомился и метил территорию.

Мне не понравилась квартира, и Папе не понравилась. Он кричал на Маму гораздо больше, чем в доме. А хуже всего то, что там не было моего мальчика. Часто я ощущал запах Итана от Папы и Мамы, но он больше не жил с нами, и у меня болела душа. По ночам я ходил по квартире, обреченный блуждать без отдыха, пока Папа не кричал на меня, чтобы я лег. Обед, главный момент дня, потерял для меня интерес, когда его подавала Мама, – я не чувствовал аппетита и порой даже не доедал.

Где мой мальчик?

Мы все еще жили в квартире, когда мой мальчик вернулся. Я свернулся на полу, где, прижавшись ко мне, спал котенок Феликс. Я уже перестал его отпихивать; похоже, Феликс считал меня своей матерью – оскорбительно, конечно, но он кот и, стало быть, безмозглый.

Я научился различать наши машины по звуку мотора, когда они тормозили на парковке, так что вскочил, когда подъехала Мамина. Феликс удивленно моргал на меня, пока я, подбежав к окну, уперся лапами в раму, чтобы видеть, как Мама поднимается по ступенькам.

То, что я увидел на парковке, заставило сердце бешено колотиться: мой мальчик пытался выбраться из машины. Мама нагнулась, чтобы помочь ему, и понадобилось несколько секунд, чтобы он выпрямился.

Я не мог сдержаться; я лаял и вертелся, бегал от окна к двери, чтобы меня выпустили, и обратно к окну, чтобы видеть. Феликс перепугался, забился под диван и следил за мной оттуда.

Когда ключи звякнули в замке, я был у дверей, дрожа от нетерпения. Мама чуть приоткрыла дверь, и запах мальчика ворвался с потоком воздуха.

– Бейли, отойди. Стой, Бейли, стой на месте. Сидеть.

Но это было не в моих силах. Я чуть касался задом пола и снова подпрыгивал. Мама просунула руку в щель и схватила меня за ошейник, оттаскивая от двери, которая распахнулась.

– Привет, Бейли. Привет, малыш, – сказал Итан.

Мама не давала мне подойти к мальчику, который вошел, хромая. В руках он держал – вскоре я узнал, как это называется – костыли. Итан дошел до дивана и сел, а я извивался в ошейнике, скуля. Когда Мама наконец отпустила меня, я пролетел через комнаты одним прыжком, плюхнулся мальчику на колени и начал целовать лицо.

– Бейли! – сердито воскликнула Мама.

– Да ничего, все нормально. Бейли, ты просто бестолковка, – похвалил меня мой мальчик. – Как ты тут, а? Бейли, я тоже скучал по тебе.

Каждый раз, как он произносил мое имя, на меня накатывала волна удовольствия. Мне хотелось, чтобы он гладил меня и гладил.

Мой мальчик вернулся.

Постепенно, дня за два, я понял, что с мальчиком не все в порядке. У него случались боли, каких прежде не бывало; он ходил неуклюже и с трудом. От него исходила тяжелая печаль, а иногда вдруг появлялась мрачная ярость – когда он просто сидел и смотрел в окно.

Первые недели две мальчик каждый день ездил на машине с Мамой; возвращался усталый и потный и прикладывался поспать. На улице потеплело, распустились листья, Маме нужно было ходить на работу, и в квартире оставались мы с моим мальчиком и Феликс, который только и делал, что пытался ускользнуть за дверь. Понятия не имею, что он себе представлял, чем он там займется, но у моего мальчика было правило – не пускать котов за дверь; вот только кот не желал признавать никаких правил – просто кошмар. Феликс часто царапал столбик в гостиной, а когда я всего разок попытался задрать лапу на этот столбик, все на меня заорали. Феликс никогда не доедал свой обед, а меня никто не благодарил, когда я подчищал за ним тарелки, – наоборот, за это на меня кричали. Иногда мне хотелось, чтобы ему удался план побега, чтобы мне больше не путаться с ним. С другой стороны, он всегда был готов немного побороться, если только я не слишком расходился. Он даже соглашался гоняться за мячом, когда Итан пускал его по коридору, хотя обычно промахивался и позволял мне схватить его и принести – по-моему, очень спортивно со стороны Феликса. Впрочем, у него не было особого выбора – в конце концов, я главный пес.