Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Кхм! – нарочито прокашлялась Морин, и глаза ее вдруг засверкали. – Я буду очень тебе признательна не поминать имени Господа всуе, и она куда как пониже будет, и гораздо потолще, и годами старше, и волосы у нее седые, а я шатенка, и даже в темноте я на нее не похожа! – Когда ее улыбка собственной шутке осталась без ответа, она вздохнула. В отчаянии она обвела взглядом комнату. На глаза ей попался графин. Она тут же подошла к нему, понюхала, чтобы убедиться, что это действительно виски, носик ее наморщился от отвращения, но она налила ему бокал и капнула несколько капель в другой.

– Вот, – она подняла на него глаза, в первый раз оказавшись так близко, и вдруг ее лицо осветилось широкой улыбкой. – Моему па тоже понадобилось виски, когда по нем ударило известие, что Шотландия считается частью Британских островов.

Колдовские чары спали. Джейми расхохотался, обнял ее и прижал к себе, приветствуя, а она едва не выронила из руки бокалы.

– Потише, дружок, – охнула она, сумела как-то поставить их на стол и, обхватив жениха руками, отчаянно прижалась к нему – все это ожидание и то, как она стояла в дверях, читая на его лице потрясение, а вовсе не радость, которую надеялась прочесть, стараясь быть сильной и взрослой, не зная, что делать и как ей сказать ему, что она любит его, что мысль о том, что она может его потерять, была невыносима для нее, и поэтому она рискнула, рискнула всем и покинула свое убежище, вверила себя Господу, уложила в сумочку молитвенник, Библию и «дерринджер» отца и, зажмурив глаза, отправилась в путь, чтобы преодолеть десять тысяч миль страха. Внутреннего страха. Но снаружи его никто не видел – о нет, никогда, Россы не из тех, кого видят испуганными!

– Ох, Джейми-дружок, Джейми…

– Ну, п[о]лно, п[о]лно, – тихо бормотал он, прогоняя ее нервную дрожь.

Через некоторое время она перестала трепетать, высвободилась из его объятий, развязала капор, и ее длинная темно-рыжая коса развернулась и упала за спину.

– Вот так уже лучше, – сказала она. – Спасибо, разлюбезный мой. – Она протянула ему его бокал, взяла свой, они чокнулись. – Шотландия во веки веков, – произнесла она в качестве тоста и сделала глоток. – На вкус это просто ужас какой-то, Джейми, но я страсть как рада видеть тебя, сильнее мне и не высказать.

Ее улыбка теперь была еще более осторожной, уверенность понемногу покидала ее. Его объятия были объятиями брата, а не возлюбленного. О боже, о боже, о боже! Чтобы спрятать от него лицо, она огляделась, снимая пальто и перчатки. Ее платье было теплым и хорошего покроя, еще один оттенок синего, оно выгодно подчеркивало ее формы и осиную талию.

– Твой мистер Мак-Струан говорит, что ты можешь расположиться в своих комнатах, а я поселюсь в комнатах рядом, пока мы не подыщем себе что-нибудь. Ты уже закончил паковаться в своих комнатах, Джейми?

– Нет, нет еще. – Мысли его были в расстройстве, как ему начать, он не знал, но знал, что начать должен. Скоро. – Это… первым делом я взялся за бумаги и книги, наверху я собирался начать завтра. Все, мебель здесь и наверху, принадлежит компании Струана.

– Ну и ладно. Мы можем свою купить. – Она села в кресло напротив рабочего стола и посмотрела на него. Руки на коленях. В ожидании. Уверенная, что теперь пришла пора ей прикусить язык и ждать, когда он откроет рот. Она сделала свою часть дела, приехав сюда. Возможно, взяла на себя слишком много, приехав без предупреждения, но она тщательно подумала об этом и сделала все, что могла, написав письмо, и представляла себе эту встречу час за часом во время тошнотворных месяцев, проведенных в море, во время штормов и однажды, в Китайских морях недалеко от Сингапура, во время мятежа пассажиров-китайцев, путешествовавших четвертым классом – среди них оказались пираты, – который был подавлен беспощадно и с большим кровопролитием, Джейми был ее путеводной звездой, и вот теперь пришло время окончательных ответов на все вопросы.

– Он скверный человек, этот Джейми Макфэй, – сказала ей мать, когда она объявила о своем решении. – Я говорила это не раз и не два, и добра ты от него не жди, девочка. Его письма не то что обнадеживают, а как раз наоборот.

– Я твердо решила поехать, ма, дорогая. Папа одолжит мне денег?

– Да, если ты его об этом попросишь.

– Я твердо решила поехать. Я должна. Мне двадцать восемь лет. Я стара. Давно прошел тот возраст, когда девушки обычно выходят замуж. Я ждала так долго и готова ждать еще три года, если понадобится, но… это сейчас или никогда. Я приняла решение. Ты понимаешь, ма?

– Да, я понимаю. Только… ну, по крайней мере, ты будешь с ним, ты будешь со своим мужчиной, если вы поженитесь, не как я.

Она увидела слезы и выслушала советы, никогда не дававшиеся раньше, секреты, никогда не поверявшиеся даже шепотом, а потом ее мать сказала:

– Благословляю тебя, девочка, езжай с Богом, милая. Пойдем скажем твоему па. – Он был отставным майором Индийской армии, в которой прослужил двадцать пять лет, восемнадцать из них – во вновь сформированном Гуркхском полку; домой в отпуск он приезжал раз в два-три года, пока раны не заставили его выйти в отставку, с которой он так и не смирился.

– Хорошо, девочка моя, поезжай, я даю тебе свое благословение с двумя условиями, – сказал он. – Если он отвергнет тебя, передай ему, что я найду его и убью, и второе – если он когда-нибудь обесчестит тебя, обидит или сделает тебе больно, отрежь ему то, что у него меж ног болтается – я одолжу тебе свой кукри, юному Дункану он не понадобится еще десять лет.

– Да, папа. – Этот кукри, гуркхский нож, был самой дорогой для него вещью. Она была старшей из трех сестер, их брату было восемь, и она первой покидала отчий дом – дети Британии были детьми для империи.

Джейми подбросил углей в камин и передвинул свой стул ближе к ней, прежде чем сесть в него. Он взял ее за руку.

– Морин, три месяца назад я написал тебе.

– Ты написал много писем, их все равно никогда не хватало, – беззаботно ответила она, чтобы выиграть время и подготовиться.

– Во всех моих письмах за последний год я пытался, как только мог, дать понять, что здесь не место для леди. Это не Индия, где есть полковая жизнь, и…

– Я никогда не была в Индии, как тебе известно, Джейми, мама побывала там однажды и больше уже не возвращалась. – Она взяла его руку в свои. – Не расстраивайся, это место может стать чудесным, поверь мне. Это уж женская забота. Я могу сделать его чудесным.

Горло ему сжало так, что было трудно дышать. Легкого пути тебе не видать, кричал ему его мозг, говори, или ты никогда уже этого не скажешь, говори прямо сейчас! Конечно, это нечестно, но ты и так был с нею нечестен, нечестен столько лет, ты подлец, что украл у нее все эти годы, Боже, вот уже три года, как вы помолвлены, и до этого ты знал ее еще два, и ты подлец, признай это и быстро все скажи. Ну!