Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

Если что-то из всего этого окажется неприемлемым, пожалуйста, изложите на бумаге, что еще от меня требуется, передайте документ мистеру Горнту, который говорит мне, что собирается увидеться с вами еще раз, а потом почти сразу же вернуться сюда, и я подпишу его. Я поручаю его вашему покровительству, он был очень хорошим другом вашему сыну и был добр ко мне – он посоветовал мне принять ваши милостивые условия, тогда как мистер Скай высказался против. Искренне ваша… Анжелика .

Горнт откинулся на спинку кресла, шумно выдохнул и уставился на нее в полном восхищении:

– Это гениально! Гениально! Вы соглашаетесь на все и при этом продолжаете держать Дамоклов меч над ее головой.

Веер замер.

– Как это так?

– Вы намерены жить в Лондоне и, следовательно, под охраной английского закона – до времени спящая, очевидная угроза. Вы ни разу не употребили слово «муж», но угроза присутствует, вы выводите меня в самый центр сцены, представляя как друга обеих сторон, то есть даете мне идеальную позицию для ведения переговоров. И сколь бы она ни была изобретательна, что бы еще ни предложила вам подписать, вы лишь прольете еще больше слез, вздохнете смиренно «Крепись», и вы победите. Гениальность самой высшей пробы!

– Значит, мне следует просить сэра Уильяма засвидетельствовать мою подпись?

– Да, – ответил он, завороженно глядя на нее, такую умную и смелую, и опасную. Возможно, слишком опасную. – Это шах и мат.

– Объяснитесь?

– Тесс будет в безопасности только в одном случае: если вы во второй раз выйдете замуж, а вы заблокировали этот ход. – Хотя веер остановился, ее глаза продолжали смотреть на него поверх кромки. Затем покачивания возобновились, и он протянул ей письмо назад, думая: дьявольски умно для тебя, но не для меня.

– Скай дал вам блестящий совет.

– Никто мне ничего не советовал, кроме вас, кое-что из того, что вы говорили, направило меня к этой мысли.

Его сердце подпрыгнуло.

– Этого больше никто не видел?

– Нет. И никто не увидит. Это может стать нашим секретом.

Он отметил про себя это «может стать» и задумался, куда ведет эта фраза, он сильно упал духом, но не показывал этого. Огонь на каминной решетке требовал внимания, поэтому он поднялся и пошевелил угли кочергой, давая себе время все обдумать. Воздух по-прежнему сильно пах дымом и гарью, но он не замечал ничего, только ее.

Как, черт побери, она все так сумела рассчитать? Замысел просто блестящий, все фигуры на доске, для нас обоих. Она победила, она одолеет Тесс, но я проиграл. Мне по-прежнему придется торговаться в ее пользу, и уж теперь-то я больше чем уверен в том, что мне удастся повысить ее содержание, но Анжелика ничего не уступила и оставила свой план игры открытым. Я проиграл. Главный приз мне не достанется: Она.

– Значит, ответ на мой вопрос – «нет», должен быть «нет»?

Шевельнулся только веер.

– Почему? – спросила она совершенно бесстрастно.

– Потому что как только вы выйдите замуж снова, вы проиграете всю партию, вы утратите всякую власть над Тесс Струан.

– Да, я бы утратила. – Она бесшумно сложила веер и положила его на колени. Ее глаза ни на миг не покидали его глаз, и ни на секунду не ослабевала пронзительность ее взгляда.

На миг он почувствовал себя загипнотизированным, потом в голове полыхнуло, ум его деятельно заработал, и внезапная надежда горячей волной разлилась по всему телу:

– «Я бы утратила», вы сказали, имея в виду, что вы бы утратили. Но не я? Я бы не утратил власти?

Теперь она улыбнулась. Это тоже был ответ.

Снова Мона Лиза, подумал он, странно, как меняется ее лицо, как мне кажется, что оно меняется, как она на самом деле хитра, и каким бдительным мне придется быть, чтобы обуздать эту резвую молодую кобылку. Я все еще не понимаю, но робкому сердцу красавицы не завоевать. Ему понадобилось собрать всю свою волю, чтобы его ноги остались там, где были.

– Я люблю вас по всем обычным причинам, и я люблю ваш ум. А теперь официально прошу вас, вы выйдите за меня замуж?

– Да, – сказала она.

– Аллилуйя! – воскликнул Горнт, чувствуя, как закружилась голова, но по-прежнему остался стоять у камина.

Веер замер.

– Аллилуйя? И это все? – тихо промурлыкала она, и ее сердце забилось быстрее.

– О нет, но сначала скажите мне, каковы ваши условия.

Она засмеялась.

– А должны быть условия?

– Я начинаю понимать, как работает ваш ум часть времени.

– Когда вы поднимитесь на «Красотку из Атланты»?

– В самый последний момент. Нам так много нужно… обсудить.

– Да. Эдвард, будут ли наши дети воспитаны как католики, и состоится ли венчание в католической церкви?

– Это условие?

– Вопрос.

Он задумался, спуская разум с поводка, чтобы тот устремился вперед и обежал все кругом; ему хотелось быть осторожным в этом море, изобиловавшем подводными рифами.

– Не вижу причин, почему бы нет. Я не католик, как вам известно, – медленно проговорил он, – но если таково ваше желание, я бы не стал возражать… – Последний фрагмент мозаичной головоломки встал на место, ослепив его своей силой. – Аллилуйя!

– Что?

– Просто идея. Мы поговорим о ней через минуту. А теперь игры в сторону, Анжелика, – сказал он, строго глядя на нее. – Условия? Что кроется в этой вашей волшебно умной головке?

Она встала. Поднявшись на цыпочки, она коснулась губами его губ в нежном поцелуе. Ее губы были мягкими, дыхание сладким.

– Спасибо, что спросили, и за все, что вы уже сделали для меня.

Он положил руки ей на бедра, чуть ниже талии. Оба заметили, что их тела словно подогнанны друг к другу, но ни он, ни она не признали этого вслух.

– Условия?

– Скажите мне сами, каковы они, Эдвард.

Теперь, когда она ответила на главный вопрос и вручила ему все ключи, он не спешил.

– Я отгадаю три, – сказал он с улыбкой. – Если угадаю правильно, вы назовете мне остальные?

– Согласна.

Ей было приятно чувствовать так близко его крепкое тело. Как и ее мягкие изгибы доставляли ему удовольствие, отвлекая его внимание. Без малейшего усилия. Осторожно, это ее главный козырь и игра вступила сейчас в свою самую опасную стадию – определяется будущее. Черт подери! Так нетрудно сделать этот поцелуй более серьезным, даже слишком легко, и так легко подхватить ее сейчас на руки, отнести к кровати в соседней комнате и проиграть – каков бы ни был результат – еще до того, как ты дойдешь до двери.

Его больше возбуждало то, что необходимо было сдерживаться, ждать самого подходящего момента – как с Морганом Броком, – принять как факт свою страсть к ней и отложить ее в сторону, пытаясь вместо этого проникнуть своим разумом в ее. Три условия? Мне известны по меньшей мере пять, подумал он, стремясь выйти победителем, нуждаясь в этой победе, ибо привык всегда побеждать.