Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Ай-й-йа, – с отвращением прошептал Чен на диалекте «четырех деревень», которым Варгаш владел свободно. – Почему эти две шлюхи не могут поступить разумно и спрятаться в доме, пока не придет катер, тогда и нам не пришлось бы ждать, стоя на холоде.

– Дзами не понравится, что ты так ее называешь!

– По счастью, он не говорит на этом диалекте, он не говорит даже на кантонском, да я и не стал бы называть ее шлюхой, разговаривая с ним или с любым другим чужеземным дьяволом, хотя, как тебе известно, именно так мы и называем всех их женщин, не стал бы я пользоваться таким грубым словом и в их присутствии. Я бы сказал «Утренний Цветок» или выбрал любое другое из тысячи подобных имен, оно, как мы оба знаем, означают «шлюха», но чужеземные дьяволы думают, что оно означает «Утренний Цветок». – Чен весело фыркнул, ему было тепло в длинной куртке на толстой подкладке. Он поднял глаза на небо, когда луна на короткий миг вышла из-за облаков. – Этот Утренний Цветок думает, что она станет тайтай Дзами. – Он снова фыркнул. – Ей никогда ею не стать.

– Нет, после того, что было сегодня, уже нет, – мрачно согласился Варгаш. – Она подходит ему по размеру, ему уже пора жениться, и было бы хорошо, если бы здесь появились дети. – Варгаш сильно скучал по своим, их было шестеро, он оставил их с двумя своими женами в Макао до тех пор, пока не сможет приобрести здесь собственный дом. – Что насчет мисси-тайтай и этого шанхайского Горнта? Он увеличит ее деньги?

– Если и увеличит, то для своей пользы, а не ее. Что я хотел бы знать, так это то, что было в тех бумагах.

– Каких бумагах?

– Тех, которые попались на глаза Луну, когда тайпэн Виллум задремал у камина. Бумаги от Длинного Острого Носа. Дью не ло мо , что Лун не может читать по-французски. Тайпэн Виллум был в большом шоке, как сказал Лун.

– Что стал бы Длинный Нос посылать Виллуму из могилы?

Чен пожал плечами.

– Беду для мисси-тайтай. Может, он написал про Затмение Луны, а?

– Это всего лишь слухи.

Чен промолчал, держа этот секрет при себе, как приказал «Благородного Дома» Чен после смерти Малкольма.

– Что бы ни случилось, тайтай Тесс сотрет мисси-тайтай и?????чуземного дьявола из Шанхая в порошок.

– О? Что ты такого слышал?

Чен закатил глаза.

– Тайтай Тесс теперь тайпэн, так говорит «Благородного Дома» Чен – он известил нас об этом с последней почтой и сказал: «Берегитесь». Ты когда-нибудь слышал об императрице, которая отказалась бы от власти, однажды получив ее? О любой женщине, раз уж на то пошло? Никогда за все пятьсот веков истории. Она теперь тайпэн, так говорит «Благородного Дома» Чен, а уж он-то должен знать.

– А я думал, тайпэном должен стать Альберт из Шанхая.

– Никогда. Она и его сотрет в порошок – Старый Зеленоглазый Дьявол навязал его и его брата «Благородному Дому». Ходят слухи, что тайтай Тесс ненавидит их, потому что они незаконнорожденные ублюдки, произведенные на свет дочерью чужеземного миссионерского дьявола от самого Зеленоглазого Дьявола – той самой, у которой была куча любовников.

– Женой начальника гавани Глессинга? Мэри Синклер? Никогда!

– Может быть, это и правда. Она дюжину раз заставляла Одноногого Глессинга носить зеленую шляпу.

– Наставляла ему рога? Это еще одна выдумка, – уверенно заявил Варгаш, оберегая ее репутацию, как и все из ее бывших любовников. Теперь ей уже за сорок, красота ее померкла, но она все так же ненасытна, подумал он, полная противоположность Тесс Струан, которая всей душой ненавидит соитие и довела своего мужа Кулума до пьянства и других женщин. – Тайтай Тесс следовало бы выйти замуж за тайпэна, а не за его сына Кулума. Он смог бы смазать ее Золотые Врата по-королевски, чего ей всегда по-настоящему недоставало, и его с лихвой хватило бы и на вторую жену Мэй-мэй, и на третью жену Йэн Хси.

– Верно, – кивнул Чен, – тогда мы были бы сильны, имея множество сыновей для продолжения дела, а не ослабели бы и не спасались бы бегством от Одноглазого Дьявола Брока. – Он добавил, сделав зловещее лицо: – «Благородного Дома» Чен встревожен.

– Жаль, что номер один сын Малкольм умер так, как умер.

– Боги находились в отлучке в тот день, – с мудрым видом заметил Чен. – Слушай, ты поклоняешься богу чужеземных дьяволов, он не говорил тебе, почему боги проводят больше времени в отлучке, чем присматривая за нашими делами?

– Боги есть боги, они говорят только друг с другом… смотри, «Красотка» отправляется…

Морин сказала:

– «Красотка из Атланты» отправилась в путь, Анжелика.

Бог ей в помощь, подумала Анжелика, щурясь от легкого ветра; корабль двигался в темноте едва различимой тенью.

– А вон и катер.

– Где? Боже мой, какие у вас острые глаза, я его чуть вижу. – Анжелика по-дружески сжала руку Морин. – Я уверена, вы и Джейми… – Она увидела, как кровь отхлынула от ее щек. – Не волнуйтесь, Морин, все будет хорошо, я уверена.

– Мне кажется, – пробормотала Морин, – я не смогу говорить с ним.

– Тогда… тогда бегите к себе, я скажу, что у вас разболелась голова и вы увидитесь с ним завтра, это даст вам время все обдумать, завтра все будет уже не так плохо.

– Сегодня ли, завтра, я приняла решение.

Обе женщины смотрели, как штаговые огни катера приближаются и становятся все отчетливее.

– Спокойной ночи, Морин, – сказала Анжелика, – до завтра.

– Нет. Пожалуйста, останьтесь, я не смогу сделать это одна. Пожалуйста, не уходите.

Катер был всего в пятидесяти метрах от причала. Они увидели, как Джейми высунулся из окна и помахал рукой. Морин не вернула приветствия. Позади них вдоль всего променада и во всех домах, не тронутых пожаром, ярко горели масляные фонари. Кое-где слышалось мужское пение. Во французской миссии Вервен играл на флейте. Морин не отрываясь смотрела на приближавшегося Джейми. Он снова помахал рукой, потом выскочил на палубу.

– Мори-ин! – раздался его радостный крик, он был явно счастлив от того, что видит ее.

Анжелика оглянулась, увидела, как взгляд Морин смягчился, и поняла, что о ней сейчас забыли. И правильно, подумала она, улыбаясь про себя. Морин будет плакать и злиться, устроит ему скандал и поклянется, что уедет, но она останется, она заставит его страдать, но простит, и никогда ничего не забудет, и никуда не уедет, она останется, потому что любит его, – какие мы, женщины, глупые создания.

Тихо, не замечаемая никем, она зашагала к берегу, радуясь возможности побыть одной.

Ночь была приятной. В заливе на кораблях отбивали склянки. Далеко в море, за мысом, ее посланник отправлялся на «Красотке из Атланты» в свой поход завоевателя, поход, из которого не было пути назад ни для него, ни для нее. Ни для их главного врага, Женщины из Гонконга.