Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Итак, дитя мое, ты согрешила, – произнес он своим самым приятным голосом. По-французски он говорил с тяжелым акцентом. Этому дородному, бородатому португальскому иезуиту и поборнику веры было пятьдесят пять лет, двадцать семь из них он носил духовный сан и в целом был доволен теми крохами жизни, которые, как он судил, Господь ронял ему со своего стола. – Какие же грехи ты совершила на этой неделе?

– Я один раз забыла попросить прощения у Мадонны в своих молитвах перед сном, – ответила она с полным спокойствием, следуя своему договору с Богоматерью, – и имела много дурных мыслей и снов, и испугалась, и забыла, что я в руках Божьих…

В Канагаве, на следующий день после той ночи – как только она смогла здраво мыслить и нашла способ, как ей спастись от катастрофы, – она, плача, встала на колени перед маленьким распятием, которое всегда возила с собой.

– Матерь Божья, нет нужды объяснять, что произошло и как тяжко согрешили против меня, – рыдая, молилась она со всей истовостью, на какую была способна, – или что мне не к кому обратиться, что мне отчаянно нужна твоя помощь, что я, конечно же, не могу никому открыться, даже на исповеди, я не смею признаться в том, что случилось. Я не смею, ибо это разрушит мой единственный шанс…

Поэтому на коленях я молю тебя, пусть мы заключим договор: когда я скажу на исповеди: «Я один раз забыла попросить прощения у Мадонны в своих молитвах перед сном», это на самом деле будет означать, что исповедуюсь и сознаюсь во всем, что рассказала тебе и чему ты сама была свидетельницей, вместе с малым количеством невинной лжи, к которой я могу… к которой мне придется прибегнуть, чтобы защитить себя. Я молю тебя простить мне эту просьбу и взываю к тебе о помощи, ибо больше мне не к кому обратиться. Я знаю, ты простишь меня, и знаю, что ты поймешь, потому что ты Матерь Божья и женщина, ты поймешь и отпустишь мне этот грех…

Через решетчатую перегородку ей был виден профиль отца Лео, и она чувствовала запах вина и чеснока, исходивший у него изо рта. Она вздохнула, всем сердцем возблагодарила Мадонну за ее помощь ей.

– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила.

– Эти грехи не кажутся мне такими тяжкими, дитя мое.

– Благодарю вас, святой отец. – Она подавила зевок, приготовившись принять свою обычную, скромную епитимью, потом перекреститься, получить отпущение грехов, поблагодарить священника и уйти. Второй завтрак в клубе с Малкольмом и Сератаром, сиеста в моих прекрасных апартаментах рядом с апартаментами Малкольма, ужин в русской мис…

– Какого рода дурные мысли посетили тебя?

– О, просто то, что я нетерпелива, – ответила она, не думая, – и не поручаю себя спокойно промыслу Божьему.

– Нетерпелива в отношении чего?

– О… ну, нетерпелива со своей горничной, – в смятении проговорила она, захваченная врасплох, – и что… что мой жених не так здоров и не так хорошо себя чувствует, как мне бы хотелось.

– Ах да, тайпэн, прекрасный молодой человек, но внук великого врага истинной церкви. Рассказывал ли он тебе о нем? О своем деде, Дирке Струане?

– Кое что, святой отец, некоторые истории, – ответила она, встревоженная еще больше. – Касательно моей горничной, я была нетер…

– Малкольм Струан – достойный молодой человек, не похожий на своего деда. Ты просила его перейти в католичество?

Кровь отхлынула от ее лица.

– Мы говорили об этом, да. Такой… такой разговор – дело очень деликатное, и тут, конечно, нельзя спешить.

– Да, воистину это так. – Отец Лео слышал, как она судорожно вздохнула после его вопроса, и почувствовал ее тревогу. – И я согласен, что это ужасно важно, и для него, и для тебя. – Он нахмурился, его опыт подсказывал ему, что эта девушка многое скрывает от него – не то чтобы в этом было что-то необычное, подумал он.

Он уже собирался оставить эту тему, но тут вдруг осознал, что здесь перед ним открывается самим Богом посланная возможность сразу и спасти заблудшую душу, и открыть прибыльное предприятие – жизнь в Иокогаме, в отличие от его любимой и счастливой Португалии, была серой и скучной, делать было почти нечего, кроме как ловить рыбу, пить, есть и молиться. Церковь его была маленькой и обветшавшей, паства – редкой и нечестивой, Поселение – настоящей тюрьмой.

– Такой разговор может быть деликатным, но его не должно прекращать. Его бессмертная душа в абсолютной и страшной опасности. Я буду молится за твой успех. Твои дети будут воспитываться в католической вере – разумеется, он уже согласился?

– О, мы беседовали и об этом тоже, святой отец, – сказала она с напускной легкостью, – разумеется, наши дети будут католиками.

– Если они не будут ими, ты обречешь их на вечное проклятие. И твоей бессмертной душе оно будет грозить в равной степени. – Он с удовольствием увидел, как она содрогнулась. Хорошо, подумал он, один удар по Антихристу во имя Господне. – Это должно быть официально оговорено еще до брака.

Сердце ее быстро стучало, голова болела от тревожного предчувствия, которое она старалась не выдать своим голосом: вера ее в Бога и дьявола, жизнь вечную и вечное проклятие была абсолютна.

– Благодарю вас за ваш совет, святой отец.

– Я поговорю с мистером Струаном.

– О нет, святой отец, пожалуйста, не надо, – вдруг запаниковала она, – это было бы… я считаю, это было бы очень неразумно.

– Неразумно? – Он снова поджал губы, рассеянно почесывая бороду, кишевшую вшами, которые населяли и его волосы, и древнюю сутану, и быстро заключил, что возможный подвиг, которым могло бы стать обращение Струана, являлся наградой, заслуживающей того, чтобы подождать и хорошенько поразмыслить.

– Я буду молиться, чтобы Господь наставил меня и чтобы Он направлял и тебя тоже. Но не забывай, что ты несовершеннолетняя, как и твой жених. Я полагаю, в отсутствие твоего отца, твоим опекуном официально будет считаться мсье Сератар. Прежде чем любой брачный обряд может быть свершен и узаконен, необходимо получить разрешение. И эти, а также другие вопросы должны быть улажены, дабы душе твоей не было нанесено вреда. – Он широко улыбнулся, весьма удовлетворенный. – А теперь, во искупление грехов, ты к следующему воскресенью прочтешь десять «Богородиц» и дважды послания святого Иоанна, и продолжай молиться о том, чтобы Господь указал тебе путь.

– Спасибо, святой отец. – Она с благодарностью перекрестилась, ладони у нее вспотели, и склонила голову, чтобы получить его благословение.

– In nomine Patri et Spiritu Sancti, absolvo tuum [32]. – Он перекрестил ее. – Молись за меня, дитя мое, – произнес он, словно подводя черту, и закончил обряд, мысленно уже начиная свой диалог с Малкольмом Струаном.

В вечерних сумерках Тайрер сидел, скрестив ноги, напротив Хираги в крошечной отдельной комнатке столь же крошечного ресторана, полускрытого домом сёи, деревенского старосты. Они были единственными посетителями, и для Тайрера это был первый настоящий японский ужин, которым его угощал японец. Он успел проголодаться с обеда и теперь был готов отведать что угодно.