Николя Барро - Однажды вечером в Париже

– Робер? Кто это?

– Мой друг, астрофизик. Любит женщин и всегда пребывает в прекрасном настроении, что бы вокруг ни творилось. – Тут я подумал, что сказал сущую правду: ни разу в жизни я не видел Робера в плохом настроении. – С него станется заявить: «Все будет хорошо!» – если он прыгнет с парашютом, а парашют не раскроется.

– По-моему, это чудесно – сказала Солен. – Надеюсь, ты меня познакомишь.

– Всему свое время, сейчас мы должны найти Мелани.

Я положил мобильник рядом с кофейной чашкой и, встретившись взглядом с профессором, кивнул ему в знак извинения: когда звонишь по мобильному, надоедаешь окружающим своими личными делами, говоришь почему-то во весь голос, как будто сидишь дома в кресле.

– Вы кого-то ищете? – Прозрачно-голубые глаза профессора смотрели с сочувствием. – Извините старика, спрашиваю без всяких церемоний, но я невольно услышал ваш разговор. – Он дружески улыбнулся. А я подумал – это дежавю.

Ситуация повторялась – я уже сидел в этом маленьком кафе и тут же пил кофе профессор. Он пожелал мне всего наилучшего. А было это два месяца назад, в тот самый вечер, когда я впервые заговорил с Мелани.

Я пожал плечами и кивнул. В уютном маленьком кафе профессор как будто стал моим старым добрым знакомым.

– Да, – ответил я на вопрос. – Но это длинная история. – Я вздохнул.

Профессор отложил в сторону газету и посмотрел на меня еще более внимательно:

– Видите ли, одна из немногих положительных сторон старости заключается в том, что появляется много свободного времени. Я бы послушал вашу историю, если вы ничего не имеете против.

Мудрый взгляд этого старого человека, которого я, в сущности, не знал, располагал к откровенности. И я начал рассказывать. Профессор слегка наклонился в мою сторону и даже приставил ладонь к уху – он ловил каждое слово.

– Да вы же знаете ее, – сообразил я вдруг, – это та молодая женщина в красном плаще, с которой у меня было свидание около двух месяцев тому назад. Вы видели ее в фойе, это было в среду, может быть, помните? – Я вздохнул. – Господи боже мой, я уже со счета сбился, сколько раз я ходил в тот дом на улице Бургонь. Я был уверен, что она там живет. Я же проводил ее до дому и во двор заходил, там еще большой такой старый каштан… Но в доме на улице Бургонь ее не оказалось, и никто из жильцов ее никогда не видел. В те дни я начал сомневаться в своем здравом уме. – Я глотнул кофе и тут заметил, что профессор смотрит на меня удивленно, высоко подняв брови.

– Но она была на улице Бургонь, – сказал он с расстановкой. – Я своими глазами ее видел. – И он утвердительно кивнул, а я никак не мог взять в толк, о чем это он? – Я знаю дом со старым каштаном, – продолжал профессор, – как раз напротив него находится канцелярский магазинчик. Верно?

– Да! – закричал я. Должно быть, я испытал мощный выброс адреналина. – Да! Значит, все-таки она… Но откуда… – Я смущенно замолчал.

– Видите ли, я хожу в этот дом на улице Бургонь каждую неделю, там живет мой старый друг, с которым мы знакомы еще по университету. К несчастью, он почти потерял зрение. Его зовут Жакоб Монтабон. И если не ошибаюсь, в конце марта, да, думаю, незадолго до вашей среды, то есть среды, когда у вас состоялось свидание, я встретил в том доме, на лестнице, молодую женщину. Более того, мы обменялись несколькими словами. Она сказала, что временно живет в квартире своей подруги, чтобы присматривать за кошкой. Девушка, бесспорно, совершенно очаровательная.

Вот оно! Наконец! Все детали головоломки сложились, составив единое целое. Черный зеленоглазый котище, который спрыгнул с каштана на землю прямо перед моим носом! Я чуть не издал торжествующий вопль. И вспомнил, что на третьем этаже, за дверью квартиры, в которую я звонил и не дозвонился, слышалось встревоженное мяуканье. Я вспомнил и кошку, которая любит лакать воду из вазы с цветами. Это же кошка ее подруги, подруги Мелани! Той самой подруги, которая работает в баре какого-то гранд-отеля. Я вспомнил разъяренного Таши Накамуру – японец ведь сказал, что его соседки по вечерам никогда не бывает дома, и со злостью добавил, что она приходит поздно ночью и совершенно беспардонно хлопает дверью.

Ночная бабочка!

Ночная бабочка, подруга Мелани, которая никогда не могла пойти с ней в среду в кино, на мою специальную программу, потому что занята на работе. А звали ее… как же ее звали-то?.. Я будто наяву увидел перед собой лицо японца.

– Леблан! – заорал я. – Ее подругу зовут мадемуазель Леблан!

Профессор на секунду задумался.

– Да, помнится, она назвала как раз это имя – Леблан. Линда Леблан.

Вскочив, я порывисто обнял профессора. И бросился к двери.

– Стойте, мсье Боннар! Вы забыли ваш телефон! – закричал он мне вслед, но я не услышал – я был уже на улице.

– Ждите здесь, я сейчас вернусь! – крикнул я водителю такси, когда мы подъехали к дому на улице Бургонь.

Я выскочил из машины и как сумасшедший стал со всей силы нажимать на звонок против таблички с фамилией Леблан. Никто не ответил. В общем-то, я предполагал, что вряд ли застану хозяйку, но надо было убедиться, чтобы потом действовать наверняка.

Рывком распахнув дверцу машины, я буквально повалился на заднее сиденье:

– Едем дальше! В отель «Риц». И поскорей! Быстро, быстро!

Водитель, темнокожий сенегалец, на которого слово «быстро», по-видимому, не произвело ни малейшего впечатления, покосился на меня выпуклым черным глазом и засмеялся, показав все зубы.

– Почему люди в Париж всё хотят быстро? Сильно хотят! – хрипло вымолвил он и неторопливо включил вторую скорость. – Ваш встреча вы не пропустите, а вся жизнь пропустите. – Он выразительно повращал глазами. – На моя родина есть один поговорка: тихо едешь – самое важное видишь. – Довольно покачивая головой, он еле тащился – все еще по улице Бургонь.

Да, это в порядке вещей. В Париже, если ты сел в такси, то водитель либо политический радикал и читает тебе обстоятельные лекции о современном положении «великой нации», а в подтверждение своих мудрых мыслей жестикулирует и хлопает ладонью по рулю, либо доморощенный философ. Наш сенегальский парень относился ко второй категории. Охотно допускаю, что у него на родине исчисляют время по фазам Луны, однако меня сегодня не устраивала африканская система времяисчисления.

– Нельзя ли все-таки побыстрей? На карту поставлено самое важное. – Я многозначительно похлопал себя по левому нагрудному карману.

Сенегалец полуобернулся и вдруг осклабился:

– О’кей! Ты говорить, я ехать, цык-цык!

Уж не знаю, что это за цык-цык – боевой клич сенегальцев или, например, искаженное на сенегальский манер «вжик-вжик», но за несколько минут мы на головокружительной скорости промчались по узким улицам с односторонним движением, мимо правительственных зданий и вылетели к мосту Согласия, а дальше путь лежал на правый берег Сены.